Свидетель

– Стой, тебе говорят! – рявкнул он над моим ухом так, что Лешка сразу словно споткнулся о невидимую преграду.

– Отца не слушаешься? – Холодов рывком схватил Лешку за плечо и повернул к себе. – Я за тебя сено буду носить?..

– Он со мной идет, – стараясь говорить как можно спокойнее, сказа я Петюне. – Он будет помогать мне.

– Нечего ему с тобой бездельничать, – зыркнув тяжелыми, похожими на свинцовые пломбы глазами, оборвал меня Петюня. – У него работа есть. Зачем мальчонку сманиваете?

– Я сам пошел с Андреем Васильевичем, – сказал Лешка. – Не буду я сено носить. Все люди на пожаре, а мы...

– Сейчас я тебя научу, как с родителем разговаривать, – оборвал его Холодов и, коротко взмахнув рукой, хлестнул Лешку собранной в моток веревкой.

Лешка втянул голову в плечи и, как зайчонок в куст, нырнул за мою спину. Холодов снова взмахнул веревкой. Защищая Лешку, я подставил согнутую в локте руку, и хлесткий удар веревки пришелся мне по обожженной кисти. И тогда, не помня себя, я ударил Холодова кулаком в лицо...

Я замолчал. И только тут ощутил напряженную тишину в тесном помещении красного уголка. Кто-то, шевельнувшись, скрипнул скамейкой, и этот надсадный деревянный скрип холодком резанул меня по душе.

Я поднял голову и увидел, что в упор на меня глядит сотня глаз. Верит мне и не верит...

– Так было дело, Алексей? – опросил Кузьмин.

Лешка встал и сказал, что дело было так, как рассказал Андрей Васильевич, и заплакал. Плакал он почти беззвучно, уткнувшись лицом в старенькую кепку. Тут мне стало понятно, почему Алексей Холодов терпеливо сидел на скамейке перед товарищеским судом.

– Уймись, чего разнюнился, – сказал сыну Холодов. – Ступай домой.

Лешка встал и, глядя себе под ноги, пошел из красного уголка. Собравшиеся расступились перед ним. До самой двери он шел по людскому коридору, не смея поднять глаз. И горе его было так велико, что никто не решился сказать ему ни слова в утешение.

– Зачем сено у Холодова из плоскодонки в воду вывалил? – неожиданно спросил меня Кузьмин.

– Не знаю, – честно признался я. – Не стоило его вываливать... Не в сене дело было.

– Не в сене, – согласился нормировщик. – Значит, у лодки опять схлестнулись?

– Опять, – вздохнув, сказал я, сознавая всю глупость своего поведения на перешейке.

Когда мы с Лешкой прибежали на скошенную полянку, там уже были люди, приехавшие из поселка. За полчаса мы управились с огнем, и я, раздобыв лодку, поехал на озеро разыскивать свою. Удочки оказались целыми.

– С парнем теперь что будешь делать, Холодов? – тихо спросила водителя учительница Мария Степановна. – Он ведь в тебя веру потерял.

Тот молчал, не смея взглянуть в зал, который ждал его ответа. Я понял, что первый раз в жизни Петр Холодов не знал, как ему ответить, как поступить...