Петюня был старше меня лет на пять, но мое детство прошло вместе с ним. У нас, босоногой деревенской мелкоты, Петюня был коноводом. Он единственный из всех не считал нас маленькими и глупыми. Он водил нас на лесные озера, где, вспухнув от комариных укусов, мы вылавливали по десятку окуньков, умудрявшихся цепляться за наши самодельные крючки. Он учил нас узнавать грибные места, переплывать омут у мельницы и плести силки на куропаток.

Как утята с крепнувшими крыльями, мы выводком таскались за Петюней по лесам, озерам и болотным глухоманям. Он разбирал наши споры, мирил и наказывал, утешал и распоряжался нами, придумывал игры и развлечения.

Я помню, как однажды Петюня организовал у себя сберегательную кассу и предписал нам сдать в эту кассу всю наличность. Я отнес в эту кассу новенький рубль, подаренный мне отцом ко дню рождения. Теперь я могу признаться, что в то время я утаил два пятака. Когда было объявлено о сберкассе, я растранжирил эти пятаки. Я купил на них в рыбкоопе две сладкие баранки и до сих пор помню вкус их, накрошенных в холодное молоко.

Обстоятельства разлучили нас лет на десять.

Приехав на работу в Хиг-озеро, я снова встретился с Петром Холодовым.

Вернее, сначала встретился с его домом. Когда я приехал в поселок, мне сразу бросился в глаза дом с веселыми резными наличниками, крашенными белилами, с рубленными в лапу углами, торцы которых были заботливо покрыты охрой. Под крышей бежал деревянный, знакомый мне до мельчайших завитков резной карниз.

– Чей это? – спросил я у коменданта поселка.

– Водителя нашего... Петра Холодова, – ответил тот и, оглядев меня, добавил: – Из деревни привез, родительский... Ничего домишко, складный.

С Петром мы встретились хорошо. Он показал мне хозяйство, где все было устроено прочно и домовито.

Помню, когда мы осматривали огород, я невольно залюбовался чудесным видом на Хиг-озеро, открывающимся с пригорка, где стоял дом Холодова.

– Березок бы ты, Петро, сюда полдесятка посадил, – предложил я

Он снисходительно поглядел на меня и ответил:

– Отошел ты от хозяйства, Андрей... Здесь березняку целый лес был. Пока я его свел, не один волдырь на руках заработал. У меня на пригорке картошка посажена, а березки в самый раз от солнышка ее загородят... Смекать надо.

Он пошел по участку, то и дело нагибаясь, чтобы выдернуть с аккуратной грядки сорняк или откинуть в сторону завалявшуюся на дорожке щепку.

– Немало сил в хозяйство положил, – неторопливо говорил мне Петр. – А все потому, что на шее у государства не хочу сидеть. Есть тут у нас горлопаны... Кричат на собраниях, что молоко вовсе не продают, что картошка гнилая. А самим тряхнуться лень, землю лень копнуть.

Я согласился с Петром. Но березок, сведенных им на пригорке, все-таки было жаль.

Петр познакомил меня со своим сыном. Лешка сидел в сарае и перебирал картошку, обрывая с клубней тонкие светло-зеленые ростки. Когда мы знакомились, он протянул мне руку, и пожатие ее было по-мужски крепким.

– Помощник мой, – с затаенной гордостью сказал тогда Холодов. – К хозяйству приучаю.

Лешка взглянул на отца и взял, из мешка очередную горсть картофелин с хилыми ростками. Мешок был объемистый, и я подумал, что Лешка, наверное, просидит возле него весь день. Весь чудесный летний день, когда солнце рассыпает по озеру веселые блики, в омутах всплескивает рыба, когда в звонколистном осиннике кукует кукушка и на пригорках зреет земляника.

– Ты, Алексей, как с картошкой кончишь, забор посмотри. Утром я назаровскую козу опять на огороде видел. Видно, эта тварь где-нибудь лаз нашла.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.