Сверх нормы – норма

Александр Никитич Корчагин сам принес чертеж, хитро подмигнул Николаю:

«Блоху подковать сможешь?»

Коля заглянул в чертеж и похолодел: действительно, работа для Левши. Сложный шаблон: допуски на размеры плюс-минус восемь микрон, на углы – две с половиной минуты. Да к тому же первый класс точности. И девятый класс чистоты.

Он аккуратно разложил на столе набор надфилей, угольники, линейки, угломеры, почему-то долго и тщательно изучал заготовку, словно нащупывал в стальной пластине контуры будущего шаблона, волновался.

– Не будем мешать парню, Андреич. – Корчагин пошел в сторону своей конторки, сваренной из листового железа. – Без нас он быстрее управится.

– Да, да, пойдем, – согласился отец, он в эту минуту переживал, наверное, не меньше сына. – Микроскоп на подоконнике, не забудь.

Накрытый черным дерматиновым чехлом, микроскоп стоял здесь, кажется, всегда. Но отец им как будто никогда не пользовался, он вроде бы пальцами чувствует микроны, а сейчас все-таки вспомнил, подсказал. Коля сразу же успокоился, поверил в себя, прильнул к , медному истертому окуляру – не одно поколение слесарей, наверное, сюда заглядывало. С помощью старенького прибора он довольно быстро опилил стальную пластинку, выдержав необходимые допуски по размерам и углам, потом, довольный собой, стал тщательно «зализывать», как называл отец окончательную доводку.

Старики наблюдали за ним издали, заметили, когда он закончил, подошли. Александр Никитич взял в руки шаблон, остановился у яркой лампы, проверил на свет работу молодого модельщика, молча передал шаблон старшему Латышеву, державшему наготове мерительные инструменты, и отец так же долго и тщательно измерял и рассматривал де-

таль, сверкающую зеркальными гранями.

– Ну что, Андреич, доволен сыном? – засмеялся Корчагин и повернулся к Николаю. – Это тебе отец такую работу подобрал, по пятому разряду.

– Так он же все равно на третьем не остановится, – довольно улыбнулся Владимир Андреевич. – Будет, значит, кому мое дело передать, когда на пенсию уйду.

До пенсии он не дожил. Болел долго и трудно, но старался ни словом, ни стоном не выдать своей боли. Коля приходил к нему ежедневно, садился на краешек больничной кровати, с тоской вглядывался в желтое похудевшее родное лицо, в запавшие глаза, в глубине которых плескалась боль. Но отец старался казаться веселым, подробно расспрашивал о заводских делах, учил, советовал, даже пытался набросать чертеж нового приспособления, задуманного «на досуге», но пальцы уже не слушались, дрожали, и линия выходила извилистой, как кардиограмма... Позднее Николай по отцовскому эскизу все же завершил эту работу, сделал подвижный стенд, похожий на параллельные гимнастические брусья, на котором теперь легко монтировать модели.

Николая бригадиром не выбирали. Как-то так получилось, вроде бы само собой, что к нему стали обращаться и мастер и рабочие, хотя у многих из них и опыта было побольше и квалификация повыше. Может быть, все дело в фамилии? Но работа есть работа, и заслуги родителей автоматически сыновьям не приписываются, самим необходимо доказывать цену своему мастерству.

– Мы с его братом вместе начинали, – рассказывал Саша Демин. – И дома у Латышевых я бывал частенько,

Николая, можно сказать, с детства знаю, а потом и вместе с ним довелось работать. Он человек настойчивый, организатор хороший, думает не только о себе – об общем деле заботится. Это же всем видно, поэтому у нас и разговора не было о том, кому стать во главе бригады.

А сам Николай просто ощущал себя временно исполняющим обязанности отца. И старался исполнять их как можно лучше, чтобы потом, когда отец выйдет из больницы (в это он верил до самого последнего дня), не пришлось ему краснеть. Прочитал он однажды об опыте московского завода «Динамо» по внедрению личных планов повышения производительности труда, заинтересовался, раздобыл еще какие-то материалы, проштудировал. Опыт этот как нельзя лучше подходил модельщикам, работа которых не поддавалась порой никакому нормированию. А здесь вроде бы все просто – расчет рабочих часов по сменам, месяцам и даже на целую пятилетку. Остается только сжать время, вместить в каждый рабочий час как можно больше души и труда. С помощью технолога Тани Табаковой он прикинул варианты личных планов для членов своей бригады и только тогда все выложил перед ребятами. Молодого бригадира поддержали, понравилось, что подготовился он к бригадному собранию обстоятельно, говорил, опираясь на трезвый расчет, – модельщики люди серьезные, цифры любят. Тогда же обязались работать по личным планам и вызвали на соревнование гремевшую на заводе бригаду Михаила Быкова из первого механического цеха.

Быков вызов принял, но к своим соперникам отнесся снисходительно, в своей победе он был уверен заранее. Но уже через месяц понял свою ошибку, и его бригада надолго оказалась в непривычной роли догоняющих.

Отец еще успел поздравить Николая с первой победой. «Так и держи, сынок», – прошелестел спекшимися губами и улыбнуться хотел, но уже не получилось...

Прямо с кладбища Коля побежал в роддом. Нянечка протянула ему записку, написанную крупным Надиным почерком: «Поздравляю тебя с рождением сына. Как мы его назовем?» Надя еще не знала о смерти его отца, не хотели ее расстраивать перед родами. Коля несколько раз перечитал записку невидящими глазами, тяжело опустился на стул. Горло перехватило, и не знал, отчего вдруг стали мокрыми глаза: от радости или от горя? Счастьем горе не подсластишь, не разбавишь. Два острых и таких полярных чувства жили в нем одновременно, и он пытался улыбнуться нянечке, поздравлявшей молодого родителя, но улыбка походила на последнюю отцовскую, застывшую, как будто кто-то соединил две древних театральных маски, и нянечка, вроде бы привыкшая к разным проявлениям чувств, испуганно посмотрела на него, торопливо взяла записку и умчалась. «Мне вас очень не хватает, тебя и Владимира», – написал он жене.

Ребята из бригады поднесли подарок: соски, пустышки, погремушки, простынки – все, что положено новорожденному. Потом подошел Александр Никитич Корчагин, протянул лист бумаги: «Я тебе рекомендацию написал. В партию. Отец всегда хотел видеть тебя коммунистом. Надеюсь, будешь достоин его памяти и моей рекомендации». Вторую рекомендацию дал Носков Валентин Александрович, лучший фрезеровщик участка, партгрупорг: «Ты, Коля, чуть что, ко мне обращайся. Я и в нерабочее время для тебя модель отфрезерую». В заводском комитете комсомола Николая Латышева тоже хорошо знали: он неоднократный победитель конкурсов по профессии, заместитель секретаря комсомольского бюро пятьдесят первого цеха, активный прожекторист. При утверждении рекомендации ему только один вопрос задали: «Это правда, что из-за тебя участок лишили первого места?» «Нет, неправда, – взорвался Коля и тут же, вспомнив, где он находится, тихо, но твердо добавил: – Если еще раз попадется, поступлю так же».