Свадьба в зоне

Да с какой стати зэки вдруг засучат рукава? Они сейчас информированы похлестче иного «вольняшки» хотя бы потому, что не теряют времени, отведенного на чтение прессы и просмотра ТВ, в магазинных очередях и усиленно размышляют. Девиз, слышанный мною от мужика, намыкавшегося по лагерям: «Чем хуже для начальников — тем лучше для зэков», — его нынешние собратья успешно претворяют в жизнь. В колонии в десять раз подскочило число отказчиков от работы. Осужденные прекрасно понимают, что хозрасчет накрепко связал их с интересами сотрудников ИТК и кричат:

— На ментов работать не будем!

В самую точку. План за последнее время не выполняется, зарплата сотрудников систематически запаздывает. Времена круто меняются, выбирать трудолюбивых особенно не из кого. Если раньше в колониях был излишек рабсилы, то после широкой амнистии 1987 года и в связи с тем, что, например, в прошлом году наказание по суду на 32 процента снизилось, десятки колоний закрыты, а в действующих, как в этой, пустуют секции общежитий.

Как оценивают ситуацию офицеры из сторонников «железной руки»?

— Преступник должен чувствовать, что наказание есть наказание, — убежден подполковник внутренней службы Владимир Анатольевич Канаков. — А если так пойдет дальше, мы, в зонах, расплатимся кровью сотрудников. Необходимо употребить власть. Пусть максимальные сроки станут по 5 — 6 лет, но за этот период осужденного надо держать жестко.

— Как можно изменить ситуацию, — недоумевает майор внутренней службы Евгений Иванович Швецов, — если администрация колонии в дурацком положении? Старое законодательство не отменено, права вроде есть, а попробуй жестко примени. Администрация не хочет ответственности, на обострение мер в зоне не идет, потому что тут же может последовать окрик свыше... А страсти накаляются. За всю службу меня ни разу осужденные так не обзывали, как вот за эти месяцы... Большинство положительно настроенных осужденных амнистировано. Оставшийся актив слаб, в его руководстве много приспособленцев. Власть в зоне, сгруппировавшись, захватила «отрицала». Какой выход? Нужен закон, регламентирующий деятельность ИТУ, чтобы нам руки не отшибали. Хозяин зоны, так хозяин! Помяните мое слово, если примут новую модель Основ уголовно-исполнительного законодательства, будем маяться.

(Странная беспомощность. Актив липовый? Но ведь заменить его такими, как Ганиев, право администрации. А с «отрицалой» бороться нужно до победы — и административно, и оперативно. Средств для этого достаточно. За напряженность такой работы сотрудникам и зарплата повыше, чем на гражданке.)

Ну, а большинство зэков жалуется на равнодушие администрации: рабочим литейки не выдается положенное усиленное питание, в санчасти не всегда допросишься таблеток, уколы порой делают «якорями» — погнутыми иглами. Летом 1987 года в ПКТ вспыхнули беспорядки, подавляли их солдаты с резиновыми палками.

...Замнач по режимной работе Евгений Иванович Швецов закончил свой монолог словами:

— На службу идешь, как на каторгу. Домой возвращаешься, как оплеванный. Ладно, я свое выслужил, а молодым как работать?

Но, по-моему, зря майор Швецов на новую модель Основ обижается — в ней, пронизанной перечнем прав начальников, ох, как маловато сказано о правах осужденных.

А спорных вопросов об их судьбах будет еще прибавляться, раз растет преступность — в 1988 году число умышленных убийств по стране увеличилось на 14 процентов, тяжких телесных повреждений — на 32, разбойных нападений и грабежей — на 43 и 44 процента по сравнению с 1987 годом.

Явственны ностальгические вздохи по стали старого законодательства ИТУ. Потому что когда зэки боялись, работать администрации было легче, а теперь нужно шевелить не кулаками — теперь участливость требуется, внимание к душам подопечных. И не смотреть на осужденного, как на под-человека. И отбросить наконец-то долбежку догмой: «воспитание через труд», — способствующую госбюджету, ведомственным прибылям, но не выпрямлению искореженных душ и судеб. (Представитель ГУИД МВД СССР в одной из передач ЦТ «Действующие лица» заявил без обиняков — колонии должны быть самоокупаемыми лишь для того, чтобы покрывать расходы на зарплату сотрудникам и положенные нормы содержания осужденных. Не больше.)

Пора воспитывать не только продымленными литейками и лесоповалами, но и проникновенным словом, которое, как известно, было раньше дела. А если не хватает для того возможностей внутренней службы, нужно системе ИТУ открыто поворачиваться к народу лицом, занимать умное и совестливое из всего нашего общества. (Это, к слову, немаловажно и для самих сотрудников ИТУ. Ведь только в прошлом году из хищений, раскрытых в системе МВД СССР и оцененных в 5 миллионов рублей, на их долю падает три с половиной миллиона.)

При демократизации общественность многое может. Так почему, столь переживая за судьбы наших участников войны в Афганистане, решив простить даже добровольно сдавшихся в плен, сплачивая милосердие и средства для лечения раненых, ухода за калеками, мы забыли о наших гражданах с другой судьбой — инвалидах совести, духа, томящихся в зонах?

Сергей Кривцев под следствием о своей «афганской» биографии не упоминал; вряд ли стал бы и на суде говорить, если б адвокат сам не узнал. Когда я расспрашивал Кривцева о службе, он отвечал нехотя. Даже его приятель, снявший майку с живописно татуированной груди, не выдержал:

— Ты ж расскажи, как раненого вытаскивал. Сергей понуро отмахнулся.

— А если б тебя «афганцы» навещали? — спросил я его.

— Конечно, хорошо бы было... Ребята в пятнистых куртках, где же вы?

В общежитиях и санчасти колонии мы видели немало крестов под рубахами у молодых. Бывает, что носят их, как материнский талисман, иные — как вызов начальству. А молодой парень с православным крестом Сергей Ермаков подтвердил, что истинно верующий. И тут, в колонии, таких, как он, немало. Но вряд ли они осмелятся писать заявления начальству с требованием, скажем, вызвать священника для исповеди, причащения. Хотя, уверен, появление в зоне человека в рясе и духовные беседы с ним стали бы целительны не только для ребят с крестами под робой, а и для многих отчаявшихся, замкнувших души свои перед малиновыми петлицами.