Свадьба в зоне

Мне не хватало немного ума,

А виновата во всем лишь тюрьма...

А седой библиотекарь Пунгин, когда-то убивший, взмахивал руками и шептал каждому:

— Здесь ребенок спит...

В закутке книжных стеллажей на сдвинутых стульях свернулась клубочком двухлетняя белокурая девочка, не ведавшая, что теперь может законно носить отцовскую фамилию — Кривцева.

Новобрачные — 22-летняя Резеда Ганиева и Светлана Кривцева, которой 21 год, со вкусом одеты, увлекаются рок-музыкой... Резеда после заводского училища работает контролером ОТК на компрессорном заводе, Светлана, окончившая кулинарное ПТУ, — помощник повара детских яслей в Кирове. Обе — выходцы из рабочих семей. Похожи они и в своем решении выйти замуж за осужденных. Полюбившие этих парней, когда тем и не снилась уголовщина, девушки считают их преступления случайностью.

Правы ли Резеда и Светлана, покажет жизнь. Но для того, чтобы в ней не ждали новые печальные сюрпризы, они в наших лучших национальных традициях, когда суженого не столько любят, сколько жалеют, пошли к венцу сквозь конвой. Отважиться девушкам на такое было непросто.

Не зная, как отнесутся к ее сумасшедшему, по обывательской мерке, шагу дома, в далеком башкирском городке, Резеда скрыла его от родителей. Светлане пришлось выдержать не один горячий разговор с матерью, и раньше-то на дух не переносившей Сергея, когда он заявлялся к будущей теще навеселе, в порванной одежде. Вот из-за подобных стычек не расписывались; то он, то она в последний момент поворачивали от загса. Желая приструнить Сергея, Светлана однажды подала (и потом смущенно забрала) заявление на алименты. Столь небрежный, безответственный на вид Кривцев в суде сказал:

— Я от своей дочери никогда не отказывался.

Помнила всегда и Резеда своего Илгиза не пьяным, бредущим с дружками (один из которых уже отсидел) в тот подвал, а нежным, отзывчивым, любящим...

Сегодня нередко бывает — жалостливые и надрывные письма благодаря сводничеству доброжелательных подружек и молоденьких работниц почтовых отделений идут из зоны от незнакомцев девчонкам. И они, вступая в переписку, заранее покоренные образами доморощенных суперменов, вдохновенно рисуют себе будущую семейную жизнь с «настоящим парнем». Невесты-«заочницы» не подозревают, что огнекрылость посланий порой объясняется обычным для зон умением «лапшу на уши вешать».

Наш случай — не из таких. Тут все глубже, серьезней и... драматичней.

Люди неволи и воли. Скидывая на наивность «заочниц», все же очевидно: немалая часть молодежи, привыкшая к лозунговому воспитанию, своеобразно «переоценила» наши нравственность и мораль. Бывший зэк в компаниях подворотен и дискотек фигура уважаемая, он «держит масть» в столкновениях молодежных групп. Такую авторитетность парни не прочь «заработать». Из дружков того же Кривцева мало кто не «тянул срок». Лихие ребята идут в зону, как в школу мужества. Там живут круто, но как! На воле авторитетные кореша не забывают, «подогревают». Многие наркоманы «сели на иглу» именно в колонии, где зелья довольно. (В последнее время перебросы запрещенного в колонию идут сплошняком. Недавно на «исходных позициях» задержали двух парней и девицу. Отобрали у них три трехлитровые грелки с водкой, восемь ампул с наркотиками, два шприца, 150 пачек сигарет, 10 килограммов сахара, 400 граммов дрожжей и чертеж новейшей конструкции выкидного кнопочного ножа.)

А то у мамаш перед свиданием с сыном обнаруживают наркотические таблетки, искусно зашитые в подкладке сумки с провизией. Пожилой отец (фронтовик в прошлом), вызванный для встречи в зоне с великовозрастным ребенком, удивленно воскликнул:

— Я-то думал, ты на голых досках спишь!

Чувство милосердия, возрождаемое сегодня в обществе, конечно, не означает духа всепрощения. Мы благословляем гвоздики на свадьбе в зоне, как символ налаживания надежных, здоровых социальных связей. Но не уйти от факта, что Кривцев, при современной гуманизации суда получивший небольшой срок, да еще условно, пойти по пути Ганиева при отбытии наказания не пожелал...

Первыми почуяли «оттепель» в зонах отъявленные нарушители режима. Они, длительно содержащиеся в помещении камерного типа (ПКТ) колонии, нынче поливают охранников водой с зубным порошком. Во дворе зоны недавно офицеров забросали отнюдь не игровыми снежками. Бояться администрации, как прежде, основная масса зэков перестала. Скорее, привычно опасаются. Но боится «нормальный» зэк (тем более на усиленном режиме, где нет рецидивистов) самого себя — в смысле вспышек остатков совести. Эта здравая боязнь идет от инстинкта нравственного самосохранения — вот к ней-то необходимо достукиваться, ее педагогически голубить сотрудникам ИТК.

Вроде бы так и было задумано, когда переименовывали исправительно-трудовые лагеря в исправительно-трудовые колонии (ИТК), где количество осужденных в десятки раз упало (до тысячи и около этого). Другое дело, что на прежний, сталинский лад во многом и они выродились попросту в трудовые, то есть близкие к старинной каторге.

Что же предложило для перестройки МВД? По теперешним меркам самое модное — эксперимент. К примеру, «Отряд — производственный объект», в нем участвует и колония Кировской области. Идея была в том, чтобы укрупнить отряды соответственно количеству работающих, а из бывших руководителей отрядов создать централизованное мощное ядро во главе цеха-отряда, дабы органично переплетались интересы производства и воспитания.

Сегодня эксперимент этот клянут и офицеры, и осужденные. Первым и поговорить толком с подопечным некогда, а зэкам к начальникам никак не достучаться — они уже не воспитатели, а замордованные его Величеством Планом хозяйственники. За последние три года (именно столько длится эксперимент) в колонии обострилась оперативная обстановка: дело дошло до убийств среди осужденных. Яснее ясного: эксперимент малоэффективен, потому что задумывали его в первую очередь с корыстью извлечь в зонах побольше промышленной продукции.