– Ну, как наши штукасы, Соколов?

– Хороши штукасы... Хорошо горят... – Только и ответил тогда Григорий.

Лицо гитлеровца скривилось. Он понял, что представление срывается, и мрачно выдавил:

– Ты убил мой стрелок, Соколов. С ним я побеждал во Франции и Голландии, Но тебе повезло – для тебя война конец.

Григорий сжал кулаки, смерил немца ненавидящим взглядом.

– Закончилась? Нет, не закончилась! Мы еще повоюем!..

Григория втолкнули в темный барак. Лежа лицом вниз, первые минуты он ничего не мог разобрать – дышать спертым воздухом было трудно, вокруг стонали больные.

– Браток, с какого фронта? – послышалось из угла.

...Томительно долго тянулось время за колючей проволокой. Условия содержания пленных были невыносимы. На день выдавали по сто граммов эрзац-хлеба, в обед вонючую похлебку и круг жмыха на десять человек. Врачи в барак не заглядывали. Через несколько дней раны на ноге летчика воспалились – началась гангрена. Тогда несколько тяжелобольных, в том числе и Григория, погрузили на телегу и повезли в Вознесенск.

Операцию делали без наркоза, прямо на полу. В бреду Дольников выкрикивал команды, просил кого-то из боевых товарищей прикрыть его. В воспаленном сознании его то не прекращался воздушный бой, то казалось, будто он дома, в лесной сторожке отца...

Григорий любил в детстве крепкие отцовские руки, любил слушать его рассказы о революционном Петрограде, о том, как в семнадцатом году кочегар депо Путиловского завода Устин Дольников встал в ряды революционных рабочих.

Позже он уехал в белорусскую деревню Сахаровку, где был председателем сельсовета. В годы коллективизации кулаки дважды стреляли в Устина Дольникова. И еще Григорию запомнилось, как отец, работая уже лесником-объездчиком, долгими зимними вечерами при свете керосиновой лампы читал ему рассказы Джека Лондона.

Протяжно завывал за окном избушки февральский ветер. Весело потрескивали в печке дрова. Затаив дыхание, мальчуган слушал о том, как в суровом краю белого безмолвия, измученные голодом, ползли человек и волк и как, умирая, человек не сдавался. Он бросил вызов смерти и победил. Когда отец умер, Григорий поехал в Минск, поступил в школу фабрично-заводского обучения. Уже работая бригадиром вагоноремонтного завода, Григорий стал летать в аэроклубе. Затем поступил в летное училище и гордился, конечно, что сбылась

его мечта – стал военным летчиком. Но разве мог он представить тогда, что на его долю выпадут столь суровые, почти нечеловеческие испытания?

...Все долгие мучительные дни в концлагере его ни на минуту не покидали мысли о побеге. Решив действовать организованно, пленные избрали комитет. В него вошли четыре человека: Дольников, Степан Иванов, Павел Кулик, Николай Мусиенко. Началась подготовка к побегу. Казалось предусмотрели все, но неожиданно в бараке на окна поставили решетки. Было похоже, что кто-то выдал замысел комитета. Под усиленной охраной с овчарками их направили в другой лагерь. Во время этого перехода на одной из остановок пытался сбежать Степан Иванов. И вот сырым ноябрьским утром группы измученных людей вывели к околице деревни.

– Наш комендант сказал: кто друг сбежавшего – выйти хоронить, – объявил фельдфебель.

Дольников вышел из строя первым.

– Наш комендант сказал: за одного сбежавшего – десять расстрелянных...

Попрощались молча и пошли. Когда деревня осталась позади, Григорий толкнул локтем соседа:

– Бежим. Передай по шеренге. Я скомандую. Но внезапно со стороны деревни послышался лошадиный топот. Подъехал рассыльный.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.