Чем закончился этот рывок в будущее от самого себя, от слабоволия, от пустоты окружающей жизни, неизвестно. Так же неожиданно, как возник, исчез неизвестный мне Володя. Доехал ли до Пятигорска? Одолел ли болезнь? Попал ли в коллектив, который достоин носить это название? На мои запросы ни из одного адреса ответа не пришло.

Но и дошедшие письма – разве они не повод для размышления педагогам, комсомольским работникам, руководителям коллективов, где работает молодежь? Какая тоска по духовности, по истинному коллективу, по самим коллективистским началам жизни! Ведь невозможно совершенствование вне коллективного интереса к этому процессу в человеке, иначе это будет сектантство, «скитство», самоулучшение ради самого себя. А человек жаждет духовного самообогащения, саморазвития – для всех, для обогащения жизни вокруг. Возможно ли это врозь, поэтапно, что ли: сначала человек улучшится, потом и жизнь вокруг станет иной? Видимо, нет. Видимо, человек и коллектив – взаимные стимуляторы. И когда этого нет, гаснут многие добрые порывы человеческой души. Вчитываешься в воспитывающие проповеди В. Сухомлинского и каждый раз заново поражаешься их бесконечной, прозорливой мудрости. «Превозмогая боль, слабость, недомогание, властвуя над поступками, поведением, желаниями, – ты укрепляешь тело, становишься полноценным человеком, – учим мы физически слабых, страдающих болезнями и недомоганиями. Боль, страдание, недомогание, какими бы они сильными ни были, не должны стать сильнее твоей воли. Слабость превозмогается деятельностью. Твоя воля, выдержка, стойкость пусть всегда наступают на слабость». Учим мы, говорил Сухомлинский, то есть он и его педагогический коллектив. Он и его коллектив учили принципам и правилам жизни с той же последовательностью и так же системно, как математике, физике, истории. И эта крепость духа входила в маленького человека постепенно, вроде и незаметно для него, а умные учителя, понимая, что каждый возраст требует других методов и нравственного воспитания, переходили от методов внушающих к методам убеждающим. А кто учил таких, как Володя? Кто думал о тех часах мучительного душевного одиночества, которое обязательно возникает в юности даже просто потому, что человек растет? Потому что живет он первый раз на свете и, может быть, даже не знает того, что каждый проходит через неуют и перепады возраста. А дайте ему знать об этом, заметьте его мучительное недоумение перед тем, что с ним творится, сумейте объяснить – и тем предотвратите непоправимый, может быть, шаг.

В читательской нашей почте есть еще одно письмо, которое просто обжигает сердце. С бесстрашной и даже вызывающей искренностью (вызывающей огонь на себя) человек открывает такую глубокую правду об отношении личности и общества, точнее, о потребности молодой личности в обществе, в общественном интересе, до которой так редко добираются воспитатели.

Пишет девушка из далекого (по отношению к столице и своему областному центру) села...

Победа

Исповедь девушки, имя которой оставим неизвестным

«Мне 23 года. Я уже миновала переходный возраст и должна иметь твердые, устоявшиеся взгляды, вкусы, привычки. Ничего этого нет. Беспорядочная жизнь и полный сумбур в голове. Давно уже не чувствую радости от жизни... Я равнодушный, черствый человек. Свое горе заслонило все и всех. Не хотела никому открывать свою боль, а вот сейчас не выдержала. Я не прошу помощи да и не верю, что кто-то может мне помочь, но, знаете, так хочется иногда прислониться к теплому, надежному плечу и знать, что ничего с тобой не случится, пока это плечо рядом.

Но начну все по порядку. Самое счастливое время в моей жизни – детство. Я выросла в большой семье. Очень люблю свою маму – неутомимую труженицу, скромную сельскую учительницу. У меня есть отец, которого в детстве я любила и ненавидела. Любила за его ум, начитанность, за те беседы, которые он проводил в нашем пионерском отряде (отец много ездил по стране, много видел, умеет отлично разговаривать с детьми). А ненавидела я его за склонность к спиртному.

Пьянки отца и частые болезни – только это омрачало мое детство. Я не могла активно участвовать в жизни своих сверстниц, но до 15 лет не чувствовала одиночества – школа, подруги, кино. Да и дома не заскучаешь: младшие братья и сестренка на руках моих и бабушки.

Я окончила восемь классов и больше не смогла учиться из-за болезни: серьезное осложнение после перенесенной в детстве свинки.

Вот тогда я узнала, что такое одиночество. Четыре долгих года без какого-либо занятия, без сверстников, наедине с болью и книгами. Самым страшным была не болезнь, а сознание того, что я никому не нужна. Не знаю, почему так получилось, всегда считала себя очень «общественной» личностью и вдруг – одна. Подруги уехали учиться, и никто не вспомнил обо мне за эти годы. Книги не спасли меня. Я решила уйти из жизни, но врачи не дали умереть, заставили жить, хотя никто уже не мог меня вылечить от ненависти к людям. А людей вокруг не было (4 года я почти не выходила из дома), и вся ненависть выплеснулась на отца. Упрекала его за то, что не могу найти свое место в жизни (я мечтала быть врачом, но врачи запретили даже думать об этом), считала его виновным в своей болезни. Как может один человек быть таким хорошим, умным, добрым и таким гадким, отвратительным, страшным! Он отличный работник, но эта слабость... Сейчас я уже только жалею его, а тогда я не хотела быть рядом с ним.

Мне никто не помог в это страшное время. Я сама нашла в себе силы, поступила работать в швейную мастерскую. Работала хорошо, но не любила свою работу: не о том ведь мечтала. Да и работать-то начала только затем, чтобы помочь маме поднять младших, и потому, что не хотела жить на деньги отца...

Так жила я два года, а потом, обведя вокруг пальца медицинскую комиссию, поступила учиться в лесотехнический техникум. Сейчас учусь на втором курсе. Учусь, стиснув зубы, так как неделями не встаю с постели. От врачей помощи уже не жду...

Учусь я неплохо, в основном на «отлично», через полтора года закончу техникум, и что будет потом – об этом стараюсь не думать...

Как жить дальше? Да и стоит ли? Об этом думаю постоянно. Людей не люблю, не хочу встречаться с ними, разговаривать. Ничего хорошего я не видела от них и ничем им не обязана. Что нас может связывать? В группе я тоже одна: тут сказалась разница в возрасте (им 17, мне 23). И опять же характер – замкнутый, угрюмый.

В свободное время – только книги. Читаю много, но без системы, да и поговорить о прочитанном не с кем.

Зачем я все это решила раскрыть вам? Знаете, очень много думаю о том, как получаются такие «человеки», как я, и не могу понять.

Никто не может упрекнуть меня, что я не борюсь, а только слезы лью. Нет! Ведь то, что после шестилетнего перерыва я смогла поступить в техникум и учусь не хуже других, хотя это дается так трудно, – ведь это борьба, правда? Но ради чего? Я ведь человек без будущего! Живу только из жалости к единственному дорогому мне человеку – маме. Я знаю, как пережила она эти годы моей болезни, и никогда ничем не смогу причинить ей огорчение. Когда приезжаю к родителям, по моему виду мама ни за что не догадается, что творится у меня в душе. Мой вид выражает только полное удовлетворение и довольство всем в жизни.

Живу в старом городе, таком же чужом для меня, как и родное село. Живу на квартире у дальней родственницы, которая давно уже уговаривает меня обратиться за помощью к богу. Вероятно, недалеко то время, когда я решусь пойти с ней в церковь.

Постоянно чувствую свою непохожесть на других, знаю, как неправильно, нехорошо живу, и думаю о том, что ведь не одна я такая, ведь еще кого-то оставили, «забыли» в такой период, когда оставить человека без помощи – преступление.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.