Солдатская верность

Когда дежурный по заставе доложил Майорову, что звонит Лысенко, Леонид Михайлович понял — случилось что-то серьезное.

— Товарищ майор, докладывает ефрейтор Лысенко... — Голос Игоря, приглушенный, взволнованный, прерывался его дыханием.

— Где вы находитесь? — спросил Майоров. Лысенко ответил. И тут же торопливо добавил:

— Они под холмом.

Майоров представил себе этот участок, все препятствия, которые нужно преодолеть Лысенко, чтобы приблизиться к нарушителям. Но ведь и те тоже не будут стоять и ждать, пока их настигнут. Наконец, я это нельзя было не учитывать, неизвестные могли быть вооружены.

— Слушайте меня, Лысенко. — Начальник заставы старался говорить как можно спокойнее. — Их надо задержать. Младшего наряда оставьте на месте, а сами наперерез... Но помните об осторожности. Я выезжаю с тревожной группой.

Майоров доверял воинской выучке своих бойцов, а Лысенко был одним из лучших пограничников заставы. Спроси Майорова, какое качество ценит он в военных людях превыше всего, он ответит — надежность. Так вот, Лысенко, по мнению Майорова, именно такой человек — надежный, прочный. Он никогда не рассусоливает, он делает. Вез лишних разговоров, уточнений, обсуждений, просто идет и выполняет. Все, что надо. Такие, как Лысенко, — хребет любого дела, будь это дело военное или какое другое. За полтора года службы на счету ефрейтора четыре задержания. Это счет по пограничным меркам высокий. Но что особенно радовало Майорова в Лысенко, так это пограничное чутье ефрейтора редкостной остроты. Городской парень, призывавшийся на службу из Киева, Игорь умел читать любой след, отличать любую примету.

Лысенко рванулся к сигнализационной системе. Теперь уже было не до осторожности, он должен успеть, обязательно успеть отрезать нарушителям путь вперед. Ноги вязли в глубоком снегу, движения сковывал полушубок. Добравшись до старой проволоки, Лысенко сбросил его. Попытался подлезть под проволоку, но ржавые зубья врезались в плечо. Он переложил автомат в левую руку, правой рванул проволоку. Та ослабла, но продолжала висеть, преграждая путь. Сбросил перчатки, рванул еще раз. Взвизгнув, проволока лопнула и упала в снег.

Не глядя себе под ноги, не чувствуя боли в разодранных ладонях, он побежал к тому месту, откуда слышались голоса. Упал, споткнувшись о корягу. И остался лежать в снегу, прислушиваясь и стараясь усилием воли усмирить стук собственного сердца. Он услышал, как в стороне реки раздался треск сучьев, а потом увидел неясные, размытые слепящей белизной падающего снега фигуры. Определив направление, он вскочил и побежал наперерез...

Тревожная группа в составе Майорова, сержанта Владимира Багоя со служебной собакой Нордом, младшего сержанта Александра Ковальчука, ефрейтора Александра Пуха и водителя заставского «УАЗа» Владимира Ярмоленко выехала спустя минуту после объявления тревоги. Начальник заставы счел преждевременным подключать к поиску дополнительные звенья. Если данные Лысенко точные, а иного он не допускал, они должны задержать неизвестных наличными силами.

«Должны», сколько раз это слово-приказ поднимало заставу ночами, бросало людей по следу нарушителя, вытесняя из их сознания все, что не имело отношения к поиску и службе. Для военных людей это слово вмещает куда более множественное понятие, чем для людей гражданских. В подобных обстоятельствах «должны» значило для заставы обнаружить и задержать нарушителей границы. Именно так — обнаружить и задержать.

Владимир Ярмоленко, он же секретарь комитета ВЛКСМ заставы, вел машину кратчайшей дорогой. Впрочем, дорогой их маршрут можно назвать с большой натяжкой — сплошные выбоины, ухабы, заснеженная целина. Но Ярмоленко был уверен в своей машине и безошибочно угадывал единственно проезжий путь. В этой ситуации начальник заставы не вмешивался в действия водителя, каждый из них отвечал сейчас за свое. Ярмоленко — за дорогу.

Оставив машину, они побежали навстречу Лысенко, охватывая участок с тыла. Двигались, держа друг друга в поле зрения.

Спустя несколько десятков метров Норд взял след, уже сглаженный падающим снегом, глухо зарычав, рванул поводок. Лучи фонарей, пронизав пространство, уперлись в черную стену зарослей по берегу старицы. Теперь все зависело от того, насколько правильно выбрал направление Лысенко, который должен был отрезать нарушителям путь. Майоров расстегнул кобуру, нащупал пальцами холодную рукоять пистолета.

Лысенко прислонился плечом к кривому древнему вязу. Он видел перед собой казавшиеся далекими огни фонарей, но не спешил им навстречу. Знал, что нарушители где-то между тревожной группой и местом, где находится он. Трезвый расчет подсказывал, что, выдав свое местонахождение раньше времени, он спугнет неизвестных, и те могут попытаться уйти в сторону, спрятаться в кустах. Бешено колотило в висках, приклад почему-то лип к ладоням. Скорее бы они вышли на него. А они должны выйти, должны: ведь это самый удобный путь назад, туда, откуда они явились. Но граница не прощает незваным визитерам, посягательство на нее противозаконно и не остается безнаказанным.

Они бежали, хрипло и тяжело дыша. Бежали прямо на Игоря. Один старался держаться ближе к кустам, второй, с трудом волоча за собой сумку, уже не разбирал дороги, шатаясь, то и дело заваливаясь в сторону. Взяв оружие на изготовку, Лысенко вышел из-за дерева.

— Стой...

Оба замерли, но лишь на секунду. Тот, что был ближе к кустам, в следующее мгновение прыгнул в черную темень веток. Второй бросил сумку и побежал назад. Пограничник передернул затвор автомата, стальной щелчок пружины гулко клацнул в тишине.

— Стой. Буду стрелять...

Они остановились. Повернули головы в его сторону подняли руки, один из них обессиленно опустился прямо в снег. В ту же минуту лучи фонарей подоспевшего Майорова и остальных скрестились на нарушителях.