Согласие

– Добро. Что еще?

– И уголок бы нужен, чтобы я перед сменой мог поговорить с ребятами, настроить на работу.

– Комната оперативок в вашем распоряжении. Двадцати минут, надеюсь, вам хватит.

И вот они стали приходить всею группой во главе со своим мастером, снимали форменную одежду и аккуратно складывали каждый в своем шкафчике, переодевались в спецовку и шли в комнату оперативок. Иван Никитович распределял ребят по печам: на седьмую, восьмую, девятую... Затем он задавал вопросы, воспитанники его отвечали: об обязанностях подручного, об уходе за сводом печи, о том, как правильно закрывать стапевыпускное отверстие. Мастер ставит оценки, бригадир сталеваров в конце смены выставляет свои.

Примерно так же все это происходило и на уроках технологии производства. Панфиловский изнутри знал технологию сталеварения, умел рассказывать, но когда говорил о заправке печи, завалке, о плавлении и доводке металла, он, знающий все это как свои пять пальцев, волнующийся даже при легком воспоминании о сталеварской своей поре, он просто страдал, не видя иной раз ответных чувств.

А тут после работы каждый спешил узнать, какую оценку поставил ему бригадир и совпадает ли она с оценкой мастера, и Панфиловский удивлялся только, как может преобразить этих парнишек дело, которое они делали вместе. Потом они мылись под душем, переодевались и шли по заводскому двору. В одну такую минуту ему стало хорошо так, что он стал рассказывать о себе. О том, как в пятьдесят четвертом году, в апреле месяце, пришел во второй мартен сразу первым подручным (при выпуске ему дали самый высокий разряд), о том, что Алым, тогда еще молодой совсем, бы у них начальником смены, и совсем молодыми были старший сталевар Петр Гаврилович Иванцов, его подручные. Тогда работали седьмая, восьмая и девятая печи, а десятая и одиннадцатая только строились. Рассказывал, как пускали новые печи, а потом была армия, а после демобилизации он пришел уже в новый цех и участвовал в его пуске, будучи бригадиром сталеваров. И работал почти двадцать лет...

В первые дни своей работы мастером вряд ли он мог бы увлечь ребят рассказами о будущей их профессии. А тут он рассказывал о сложных вещах: как во время плавления продувать жидкую ванну кислородом, как по ходу плавки брать пробы на анализ металла и шлака – и они слушали с неподдельным интересом.

Как тепло становится на душе, когда они задают вопросы. Работа кажется им захватывающей, они рвутся к самостоятельности.

– Эх, – вздохнет Саша Каман-цев, – скорей бы в цех. Хочется настоящей работы.

– А где бы ты хотел работать?

– Конечно, на электросталеплавильной!

. – Пожалуй, в ЭСПЦ-2 еще возьмут, а в третий... там, брат, плазменные печи, там варят сложнейшие сплавы, высоколегированные стали. И берут в этот цех только выпускников техникума. – И, забегая немного вперед, Иван Никитович рассказывает о работах заводских конструкторов. О том, что скоро плазмотрон окажется настолько послушным сталевару, что тот сможет осуществлять любую траекторию движения плазмотрона и направлять дугу в любую точку рабочего пространства печи. Конструкторы уже разработали устройство для перемещения плазмотрона...

Расставаясь у проходной, ребята спрашивают:

– А вечером придете в общежитие?

– Приду, – не задумываясь, отвечает Иван Никитович. Конечно, дома есть дела, но...

Вечером в общежитии он рассказывает о давнем, когда он был мальчишкой, юношей. О службе в прославленной Кантемировской дивизии, о параде на Красной площади, о том, как ездили на целину и работали там до седьмого пота. Никогда прежде не замечал он за собой охоты к воспоминаниям. «Наверное, годы к тому клонят», – думает он озорно.

...В сорок втором, когда их село Нижние Сирогозы заняли фашисты, маленький Ванюша забрел в подсолнухи за баней и увидел там двух наших красноармейцев. Один держал голову другого у себя на коленях. Раненый просил пить.

– Я сейчас принесу воды, – сказал Ванюша и побежал в хату.

Вдвоем с матерью вышли в огород, мать несла бидончик с водой и сверток, в котором была еда, пузырек с йодом и чистые тряпки...

Когда партизаны освободили село, их командира, «батю», окружили женщины и дети. Ванюша протолкался вперед и уставился во все глаза на «батю». Тот тоже глянул на парнишку и вдруг сказал: