Отрывок из документальной повести
Более десяти лет назад в Музей Вооруженных Сил СССР поступили письма московской комсомолки. Героя Советского Союза, снайпера Наташи Ковшовой, героически погибшей в бою с фашистами. В то время я работал в редакции газеты «Московский комсомолец» и готовил эти письма к печати. В письмах упоминалась не только подруга Наташи, также снайпер, Маша Поливанова, погибшая в том же бою, но и их друзья, студенты автодорожного института, добровольцы Московской коммунистической дивизии.
Впоследствии я узнал, что в 1941—1942 годах Наташа и Маша вместе со студентами-добровольцами вели совместный дневник. Мне удалось познакомиться с этим дневником, прочесть простые, безыскусные и вместе с тем глубоко волнующие записи о событиях того героического времени. Так началась работа над документальной повестью, посвященной этим отважным молодым патриотам. Название повести подсказала тема докторской диссертации, над которой работает сейчас единственный оставшийся в живых из группы друзей. Он занят выведением формулы, при помощи которой можно было бы рассчитывать оптимальные варианты работы различных двигателей. Но если эта формула пока что не определена, то и он и его погибшие друзья давно избрали для себя оптимальный вариант служения народу, Родине. Вот почему повесть о них так и называется — «Оптимальный вариант».
В отрывках из повести, которые предлагаются вниманию читателей «Смены», речь идет о событиях 1941—1942 годов, когда при формировании частей Коммунистической дивизии произошло знакомство девушек-снайперов со студентами-добровольцами. Вместе осваивали они военное дело, вместе вступили в первые бои с врагом, пытавшимся захватить Москву.
Наташа — родным:
«...Я живу хорошо, в бою еще не была. Научилась стрелять из ручного и станкового пулеметов, метала боевые гранаты. В общем и целом в запасе у меня теперь достаточно способов, чтобы разить проклятых гадов. Мы им покажем, как к Москве подбираться... Ух, проклятый, проклятый Гитлер! Кажется, нет в мире самых бранных слов, которые могли бы подойти к нему, как определение. Буду, буду бить скверные морды отравленных собственной желчью и злостью псов. Буду бить до победного конца, ибо верю в нашу победу, верю в то, что еще увижу всех вас за круглым столом. Эх, и пельмени мы завернем — пальчики оближешь!»
Наташа — Лене:
«Многоуважаемый товарищ!
Вы становитесь совсем неуловимой личностью. Когда бы к вам ни зашли, вы либо в полку, либо в дивизии. Ленька! Мы обосновались в первом батальоне. Если идти от церкви, то первая землянка налево в горе. Пишите и приходите в гости. Мы теперь уже к вам не выберемся. Ты, говорят, член бюро полка, так что теперь тебе легче будет выбираться. Пиши...»
Леня — Наташе:
«Здравствуй, Наташонок! Рано ли, поздно ли получишь ты мое письмо, но, конечно, получишь — в этом сомнения быть не может. Так вот, спешу исполнить свое обещание — посылаю Женькины стихи... Лирик, что и говорить!..
Ну, пожалуй, хватит этой лирики! До нее мы еще доберемся, после победы над врагом она от нас не уйдет. Сейчас у нас есть вполне ясная, определенная задача — разбить и уничтожить гитлеровскую банду! С этой задачей мы, безусловно, справимся.
Немного о себе. Вчера собирался выбраться к вам, но, конечно, не удалось: меня назначили в наряд. Вот это неприятность, ибо вдруг вы уедете, и тогда свидание отложится на определенный срок. Нет, это дело неподходящее. Постараюсь чего-нибудь выдумать, чтобы попасть к вам... Сегодня наши ходили на батальонные тактические занятия. Я не ходил, был освобожден: у меня ерунда какая-то с легкими (тяжко моим легким). Видимо, бронхит. Вот нелегкая их (легкие) взяла! Да говорят — все пройдет зимой холодной. Жаль только, что не возвращается голос, это уже хуже. Тут даже не споешь «никогда не унывай» и все такое прочее. Отсутствие голоса в течение нескольких дней начинает меня волновать. Нет, ты только представь себе, что у меня пропал голос. Как вам это нравится?!
Представь себе — ребята поют, злодеи, а я им даже подтянуть не могу. Лишь только я попробую, как они начинают смеяться («здорово», наверное, получается!). Что тут делать, отвернешься и вздохнешь. Ну, думаю, дайте только срок. Мы еще споем!»
Наташа — Лене (на нотной бумаге):
«Добрый вечер, дружище! Только сейчас получила твое письмо. Очень и очень кстати. Настроение у меня просто удивительно хорошее, да еще твое письмо — и... у меня, кажется, не остается причин жаловаться на фортуну. Правда, может случиться, что радость моя преждевременная, но и это уже достижение.
Знал бы ты, что пришлось нам вытерпеть за эти десять дней! Я думала, что совсем разучусь улыбаться... Дело в том, что нас здесь решили переквалифицировать на сандружинниц и приказом прикомандировать к санвзводу. Мы, конечно, пришли в ужас. Я с детства терпеть не могла докторов и сейчас не' имею ни малейшего тяготения к медицинской деятельности, а тут такие дела! Жуть!! Каждый день изволь идти на занятия вместе с санитарами и выслушивать лекции о тифе, чуме, холере, газовой гангрене и тому подобных прелестях. А то еще есть «вынос' раненых с поля боя». Тоже мало радости — снег метра в полтора глубиной и рыхлый, лезь через него каким угодно способом да еще тащи здоровенную дивчину, которая «временно исполняет обязанности раненого...» Это, конечно, случилось только по вине моего милого и совсем послушного характера...
Сегодня Маша была в полку и узнала, наконец, что нас переводят во взвод. По этому случаю у нас прямо семейная радость. Жить теперь, наверное, будем прямо в деревне. Точно еще не знаю, но только не в санвзводе. Красота!!!
Бумаги у нас нет, поэтому и письмо приходится писать, как по нотам. Ну, это даже интереснее...
Будь здоров и весел, «никогда, никогда не унывай!». Мы с Машей часто вспоминаем твои песенки. Желаю тебе и твоим друзьям всего самого наилучшего. Привет. Наташонок!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.