Она сдержала свое слово — забежала, взяла мамин адрес и сунула в руки какой-то толстенный том.
— Полистай, а то совсем ведь читать нечего.
— Спасибо, Наташенька. Ты маме привет передай и успокой ее как-нибудь. Возьми вот это.
Леня протянул ей тетрадь в красной обложке.
— Возьми дневник. Как там еще сложится — неизвестно, пусть он побудет у тебя...
Однажды вечером в дверь домика в Стремянном переулке постучали. Ленина мама открыла и увидела невысокую девушку в шинели.
— Вы, наверно, Анна Афанасьевна?— спросила девушка.— Я вам привезла привет от вашего сына.
— Входи, входи, милая,— потянула ее за рукав Анна Афанасьевна.
В комнате обе неожиданно расплакались. Наташа, правда, быстро взяла себя в руки, а Анна Афанасьевна продолжала всхлипывать, и Наташа принялась успокаивать ее...
Этой кудрявой, синеглазой девушке будет посвящено многое — скульптуры, картины, книги, улицы, школы, пароходы и тепловозы. Но один из самых замечательных памятников ей хранится до сих пор в сердце старой женщины — Анны Афанасьевны, Лениной мамы.
Перед отъездом на фронт Наташа сделала в дневнике прощальную запись. Аккуратно, как в школе, поставила дату — девятое марта сорок второго года. Тесно, как патроны в обойму, уложила в страницу ровные, чуть склоненные влево строчки.
«Снова мне придется написать несколько строк, чтобы так или иначе закончить этот дневник. С тех пор, как сделана последняя запись, прошло много времени и произошло несколько важных событий. Автор этого дневника двадцать шестого февраля, вернувшись из разведки, попал под бомбежку и был ранен в ногу. После ранения его положили в госпиталь медсанбата, где я его и увидела. Он отдал мне свой дневник, так как слишком тяжело его продолжать. Ребята, главные герои его записей, почти все погибли. А ведь это были его лучшие, близкие друзья, вместе с которыми он учился, вместе пошел на защиту любимой Родины.
Да! Уже больше никогда не услышим мы смеха и песен Бориса, Жени, Сергея. Хорошие, замечательные были ребята. Настоящие герои — простые, скромные, отважные советские патриоты. Из всей компании нас осталось трое — я, Леня и Маша. Леня, вероятно, скоро поправится, а мы живы и здоровы. Соберемся вместе и будем мстить проклятым фашистским собакам, мстить без пощады, до конца, за любимых друзей и товарищей, за все зло, которое они принесли нам, нашей цветущей, замечательной Родине...»
Она решила оставить дневник в Москве. И в самый последний момент вложила в него фотографии пятерых — Лени, Женьки, Сережи, Маши и свою, приписав красным карандашом: «Снова еду на фронт. Закончу в следующий свой приезд. Одиннадцатого марта сорок второго года».
...Рота автоматчиков уже изготовилась для броска вперед. Им мешал только пулеметчик, засевший в дзоте. Он, наверное, понимал: вот-вот русские кинутся в атаку — и тогда конец. И е отчаянием обреченного стегал длинными очередями по кустарнику. Пули срезали ветки над головами бойцов, щелкали по стволам деревьев.
— Вот, гад, как стрижет!
— Чувствует, что хана ему, и бесится.
— Он не бесится, он атаку срывает! Время идет, перегруппируются они — и все сначала.
— Может, рвануть?
— Я тебе рвану! Полроты уложим без толку. Нет, что-то придумать надо...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.