В сумерки мы наконец появились в полуразрушенном селе. Подкатили к мазанке — к той самой мазанке, где я три с лишним года назад прожил едва ли не полмесяца. Навстречу выбежала хозяйка, уже совсем старенькая бабушка Матрена — так ее теперь все величали. Я ее узнал, она меня узнала. Бросилась на шею. Мы зашли в хату... Как и раньше, всюду было чисто, уютно, даже не верилось, что в первый год войны я тут жил, думал, собирал силы — не то бродяжка в сапогах на одну ногу, не то секретарь областного комитета партии... Старушка сразу же принялась расспрашивать о сыне. Что я мог ей ответить? В Киеве только и узнал, что от него ни слуху ни духу, что ни в одной воинской части не значится. Давно записан в число пропавших без вести.

Лисовые Сорочинцы — село на опушке леса. И раньше-то оно было отдаленным и полупустынным. Теперь сколько-то домов было покинуто, сколько-то сгорело. Стыдно признаться, я так сильно волновался, что ничего не разглядывал, расцеловался с хозяйкой, а сам только и думал, думал — найду свои документы или не найду. Возникало единственное желание немедленно вооружиться лопатами и перекопать огород.

Между тем на все село гремела музыка. Кто-то играл на баяне, кто-то пел — молодые голоса. Старушка сообщила — молодежь играет свадьбу. Она рыдала на моем плече, вспоминая, какой я тут был ободранный и несчастный и как пришел с ее сыном Иваном, а вот теперь вернулся, а Вани нет. Где он?..

— Отыщется, найдется Иван, — говорил я, нисколько не веря своим словам.

В горнице толклись, не зная куда себя девать, Короткое и Курочка. Бывает такое, нет рабочего дела, просто два именитых партизана, а теперь партийные руководители соседних райкомов, явились на автомобиле с генералом.

Старушка плакала, я ее утешал. Она, не веря в мои утешения и увещевания, принялась накрывать поминальный стол. Где-то добыла скатерть, какую-никакую посуду, чашки, плошки, бутылку самогона, студень, рюмки, ножи. Но при том, что у окон толпился народ, она никого не приглашала.

Нам бы сейчас, пока не стемнело, вооружиться лопатами и откопать в огороде мои документы, но бабушка Матрена говорила и говорила, перебивать ее было совестно. Она рассказала, что на следующий день после нашего ухода нагрянул к ней в дом какой-то эсэсовец в черной шинели и с ним два солдата, обыскали весь дом, а ее допросили.

— Усе добивались, чи не останавливался ли в моей хате секретарь обкома и каке-таке оружие вы, Олексий Федорович, закапывали с моим Ваней в садочке. А що я можу им сказаты? Не бачила, не знаю, вот и весь мой сказ. Колы, мол, вам кто-либо говорил — нехай вин и покаже. Приходил мий сынок с дружком та и ушел. А що воно таке за птица секретарь обкому, я и зовсим по безграмотности своей и темноте понимать не можу...

Не найдя ничего в хате, эсэсовец с солдатами собрали молодежь со всего села и заставили перелопачивать участок. Сами стояли, смотрели.

— Ничого не отыскали, так со злости велели яблоньки мои повырубать. Да так и ушли. Хорошо хоть будынок не спалили...

Милостивый оказался эсэсовец. Хотя в тот первый месяц оккупации немцы еще дома не сжигали, а действовали вроде мирно, пытались заигрывать с крестьянством.

Пока старушка рассказывала, в дом явилась депутация молодежи — стали приглашать на свадьбу.

Положение у меня было глупое, разбираться некогда, поскорей бы раздобыть лопаты, отыскать свои документы. Немцы не нашли, а вдруг мы найдем... Нас просят на свадьбу, я отвечаю — придем, обязательно придем. Не могу даже старушке сказать толком, зачем прибыли. Попросил временно остановить поминальное пиршество, раздобыть лопаты.

Молодежь ушла огорченная. Короткое, Курочка и я вооружились заступами, отправились в огород.

Оказалось, что сад весь вырублен, а та самая яблоня, от которой мы с Иваном Симоненко отсчитывали двадцать шагов в сторону валуна, даже выкорчевана. Вот-вот. стемнеет, не иначе придется заночевать.

Бабушка Матрена не знала, что такое с ее сыном мы зарыли в ее саду. Стояла на крыльце, смотрела. Мы от ямы пошли копать к валуну. Валун был вывернут, осталась впадина...

Что же нам делать? Выходит, придется перелопачивать весь участок...

...Удивительное было зрелище — три немолодых дядьки, скинув пиджаки, стали в ряд и принялись отваливать пласт за пластом. Земля тяжелая, весенняя, мы все усталые, никто в успех не верит... Хорошо хоть дождь не идет. Грустно.

Тут Иван Мартиянович Курочка хлопнул себя по лбу:

— А ну, друзи, пошли на свадьбу! Мы с Коротковым переглянулись.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.