- Эх, чертовщина какая! - волновался Базаров. - Совсем болеть мне некогда. Тут печи с полной нагрузкой работают, на три плавки в сутки перешли, и изволь-ка по амбулаториям штемпеля разные прикладывать.
Полученный листок освобождения Базаров со злобой изорвал в мелкие клочья, точно этот листок грозил ему на работе местью, и, кроя руганью выговор администрации, Володька через день вышел опять к печам брать пробы стали.
На вторую неделю после увольнения сталевара литейщики заметили в цехе Тимофея Груздева. Он ходил сгорбленный, боязливо опустив глаза, точно носил на своих плечах непосильную тяжесть тоски. Груздев шумел в заводоуправлении, ругался с членом цехкомитета и не отставал от секретаря партколлектива.
- Не хочу признавать таких порядков. Работать пришел. Такое на сердце беспокойство. Один я...
Когда литейщики кончали завалку, отплевываясь от пота, стекающего с щек на губы, Груздев пришел в бригаду-, тяжело сел на кучу лома, запустив пальцы рук в всклокоченную голову.
- Поганое состояние...
Он был и сейчас не трезв, но крепился быть уверенным в своих словах и потому много говорил. Его глаза блуждали по лицам мягко и пусто, как сонные блики лунного света по воде.
- Я вот, знаете ли, живу одиноко. Значит, тридцать лет живу по системе. А тут - экое наказание. Точит и точит меня червь.
Володька Базаров усмехнулся на путаницу его слов и напомнил Груздеву:
- Недельку еще такой работы, и задолженность за твоими печами, как корова языком...
- Вижу, - хмуро поглядел на Володьку затекшими глазами сталевар и сплюнул. - Шутник какой... Я же и администрации это говорил. Коллектив - да, коллектив, если в дружбе - он все может! - и Тимофей с осторожностью выдавил вздох сквозь сжатые зубы. -Червяк во мне... гложет...
Базаров от удивления даже оторвался от наблюдения за завалкой. Так необычно было для него смятение старика.
До конца работы Тимофей Груздев не поднимался с места и молчал, тупо уставившись взглядов в носки сапог. Изредка поглядывая на него, Базаров недоумевал о целях и времени его ожидания.
После работы они вышли вместе.
За воротами завода, за скукой пустырей сразу начинались сады, осыпанные хлопьями приторного на запах цветения. Шевеля ноздри, точно этот волнующий запах был непривычен и резок для него, Груздев решился наконец заговорить с Базаровым.
- Ты, парень, вот яблонькам радуешься, а мне не до радости, нет... И сны мне все одинаковые снятся: будто иду я дорогой длинной-предлинной, вдали тоже - на манер яблоньки цветут, а под ногами грязь, слякоть - не могу итти. Просто с души воротит...
- Пьешь много, - глядя через Груздева, беззвучно усмехнулся Базаром. - Бросай ты это занятие...
Голос Тимофея стал тверже и решительнее.
- Не в этом состоит человек, -вскинул он- глаза на Базарова. -Я вот про что прошу тебя... Поговори ты там с хозяевами нашими. Не верят они мне. Я бы уж и простым сталеваром пошел... Дьявол с тобой, держись за работу, учи работать... Лишь бы к печам мне...
Было свежо. Только прошел дождь, затянув мягкую землю большими лужами. Широколистые тополя держали в ветвях птичий щебет и запах гари от горячего шлака у стен завода.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.