Сколько весит капля

Оля оказала мне на ухо:

- Пусть шерстяную, черную и большую. Маленькая у маня уже есть.

Адам вышел к рампе. Он был возбужден, а потому язык, на котором он говорил, был где - то в середине между русским и немецким.

- Правильно насчет вагончика сказал политотдел. Читаем когда газеты? - Нет!... Что надо: каждую пятидневку выпускать бюллетень. Смотрите, начальник политотдела, что теперь в момент делается... А еще бывает сукин сын - колхоз конем нарочно плохо работает. Ждет: другие выручат. А я скажу: работай на себя, лодырь! Мы тебя выручать не будем. Мы сделали 9 га. Будет больше. Выходи соревноваться! Красный знам у нас, бригад. Попробуй отнять! А только мы не дадим.

И Оля поднялась.

- Соревноваться будем, - сказала она. - Но соревноваться надо не одной тракторной тягой. Надо соревноваться вагончиками, чистыми тюфяками, книжками и умывальниками. В следующий раз не давать знамени, у кого табор будет помойная яма.

Бригада за бригадой всходили на сцену. Они принимали соревнование, обещая следить за предварительным ремонтом и смазку давать во - время, и завести техучебу, и экономить керосин.

В моем блокноте висели нарисованные пером капли и цифры. Я попросил слова на тему: сколько весит капля.

- Десять капель, товарищи, - грамм. А тракторов у «ас примерно 150 тысяч в Союзе. По капле с машины - всего 15 килограммов, - достаточно, чтобы вспахать один гектар... Но разве речь о капле? Вы, пожалуй, с четверть литра на машину сплеснете за день.

- Больше! - крикнули из зала.

- А четверть литра - это сорок тонн нефти. Это две тысячи невспаханных га в день. А ведь сто дней работы трактора в год, это двести тысяч гектаров.

Вот сколько весит капля?

А сколько весит минута? Вспахать гектар надо 1 50 минут. Пусть каждый трактор простаивает только по минуте в день - это даст за сто дней сто тысяч гектаров медозапашки.

Но ведь машины простаивают больше.

Десять минут в день можно считать.

- Больше! - ответили из темного зала.

- Тогда миллион гектаров не допахиваем в год.

- Миллион гектаров, - наклонился ко мне Адам, сделав большие глаза, - ой, ой!

... Мы ждали грузовик, развалясь на теплой августовской траве и глядя на месяц. Мы вскакивали дважды от света белых фар, но машины были не за нами. Сели в третью. Струистый язык дороги вился перед нами, как флаг но ветру.

Черны были разлеты степей и, когда накатывало путевое забытье, Степь становилась дыбом черными стенами по обе стороны дороги.