- Кто это, кто? - вскипел Алексей Васильевич.
Он грозно, выпучив глаза, уставился на замерший сход. Мужики и бабы скучно опустили глаза и молчали. Антип Иванович на цыпочках отошел от станового, пробрался к бабам и, делая несчастно лицо, трусливо и укоряюще мигая, шепотом просил их не мешать.
- Миглеевское озеро - заповедник, - продолжал Алексей Васильевич, - правительство заботится, чтобы в нем было больше рыбы, чтобы хищнически не вылавливался приплод. Вы не понимаете своей пользы. Моль - дешевая и пустая рыбешка. Вы можете для своего потребления всегда достать в городе. Но эта дешевая мелюзга, подрастая, превращается в большую, ценную рыбу. Вы обязаны выждать, покуда рыба возмужает. Никаких разговоров! Закон не против вас, а за вас! Вы неразумно истребляете моль, а вам это запрещено! Доведя об этом до всеобщего сведения, я вам заявляю, что нам, полиции, дан строгий приказ строжайше преследовать всех нарушителей и карать, и карать всеми мерами! А вы, вы что делаете? Вы нападаете при исполнении служебных обязанностей на урядника, на стражников, учиняете насилия! Мы больше этого не потерпим! Сдать невода, мережи, ботальницы в общественное хранилище! Прекратить ловлю! За ослушание - тюрьма! За всякое сопротивление - тоже тюрьма! Мы не посмотрим на вас! Стражники, урядники, всякий полицейский чин, исполняя возложенное на него поручение, неприкосновенны! Они будут применять против вас оружие! Предупреждаю в последний ра - азз! Поняли? Сход молчал.
- Кто не понял: спрашивайте, - тем же повелительным и строгим голосом воззвал Алексей Васильевич.
Бабы было загалдели. На них зашикали старшина, писарь, мужики - и те подчинились.
- Ну, что ты хочешь сказать, старик? - покровительственно спросил становой у Платона Кутькова, - губами шевелишь, а дело не двигается. Говори смело, подходи, выкладывай твои сомнения как на духу.
Платон Кутьков хмуро и строго сказал Алексею Васильевичу, полному снисходительной важности и превосходства над замешавшимся и согласным сходом.
- Ты не поп, на духу тебе каяться, ваше благородие! Понимать мы все понимаем. Не без понятия и мы темные мужики родились. Новенького ты ничего не прибавил. А только вот в чем загвоздочка: ладил мужичок челночок, за ушной ему выехать, а ты говоришь - на - те уховертку. А нам, барин, нельзя. Мы промышляем себе на хлеб. Нам от твоего запрещения готовь зараньше колоды и могилки копай. Нам, барин, есть нечего. Война нас, ровно земляных червяков, на землю положила, мы по ней с бессилия нашего и ползаем, Моль нам - хлебушка - батюшка. Сигами мы вас, господ, ублажаем, а сами пробиваемся сущиком, мольном в ушке, и в пирожок та же бросовая начинка, только что попахивает рыбкой. И вкуснее и будто два брода сразу: хлеб да рыба. Человек не грибок, в день не вырастет, и от привычки его хлебушком да рыбкой питаться никакими страстями не отучишь. Мы, барин, озерные! Ровно бы и хозяева озеру!
Сход вдруг перестал слушать, молчать. И как не кричали на него становой, урядник, старшина, как не грозили нагайками стражники, повертывавшиеся «а лошадях и толкавшие лошадиными мордами толпу, въезжая в нее, он не унимался.
- Нас измором берут!
- Уставили там с сыта пост нам!
- Уставщики какие! Надумали думу, не спросившись! Рыбу сосчитали в озере. Моль - де голову большую имеет. Да не лови моля мы - столь расплодится рыбы, задыхаться в воде, питаться ей нечем станет. Моль так молем и живет.
- В моле окуня да щуки в непроворотную. Да ерш. Оставь их без лову, они всю белую да мягкую рыбу пожрут в озере. Убыток, а не прибыль от этого.
- Не тужи о пне, отрасли есть! Так и о моле.
- Недорубленный лес скоро вырастет, а рыба того ходчее. Мы жди, а кто кормить нас станет?
- Стрельбой грозит! С немцем не справились, думают со своими оправятся!
- Метил в лукошко, а попал в окошко. Мы, может, смерти от такой жизни как подарка ждем.
- Наехало сколько! Отпитались как! В кулаке мяса больше ежели у хорошей бабы на заду!
- Невода сдавай! И то, и пятое, и десятое! Шалишь! Сдали мы вам!
- Дубинкой бы пыль вытрясти малость с лежебоков!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
От советской гавани до Хабаровска. Продолжение