– Да нет же, нет, – запротестовал Владимир Гостюхин, прочтя в одном из вариантов этой статьи красивый авторский пассаж относительно его решимости в некий период жизни поставить крест на собственной актерской судьбе. – Я никогда не помышлял об этом; слишком долго я шел к праву называться актером, и слишком дорого оно мне доставалось. Разочаровывался – и в своих притязаниях и в складывавшихся обстоятельствах – увы... Но чтобы поставить на всем «крест»?! Нет, нет и нет. Это мое! То, что называют призванием...
Сегодня он, как говорится, на виду: заслуженный артист и лауреат Государственной премии Белоруссии, премии Ленинского комсомола, награжден серебряной медалью имени А. Довженко, которой отмечают в кино произведения на героико-патриотическую тему, – за исполнение заглавной роли в фильме «Старшина». На Международном кинофестивале в итальянском городе Сан-Ремо его работа в «Охоте на лис» признана лучшей... Его активно снимают: роль в дипломной короткометражке соседствует с рекламируемой прокатчиками по принципам анонса: «Смотрите! В главной роли!..» Его узнают на улицах... Сбывается, по-видимому, высказанное года три назад на смотре молодых кинематографистов в Киеве пророчество, что исполнитель главных ролей в конкурсных фильмах «Случайные пассажиры» и «Старшина» непременно выдвинется в ряд первых актеров нашего кино и станет кинозвездой...
Впрочем, понятие «кинозвезда» настолько не вяжется ни с тем, что он делает на экране, ни с его внешностью, что вызывает по меньшей мере улыбку. Вот такой курьез в одной из статей о нем: «...яркая внешняя его фактура привлекла пристальное внимание руководителя самодеятельного коллектива...».
Да в том-то и дело, что нет в Гостюхине этих фактурных «актерских» примет – ну там, стати, походки, «магнетического» взгляда... Ростом он невысок и не то что бы субтилен или неказист, а таков, как и любой из встречных. Экран странным образом его укрупняет. Не сказать, что придает солидности или массивности, а выявляет значительность, что ли.
В жизни он решительно не соответствует экранному образу своего эмоционально замкнутого, неулыбчивого героя: молодого мужчины, занятого только собой, – дурачась, может разыграть партнеров перед съемкой, легок в общении, контактен...
Режиссеры, в фильмах которых он сыграл основных своих героев, – его сверстники, и можно предположить, что проблемы поколения, которые они пытаются осмыслить в собственных картинах, тревожат не только персонажей в исполнении актера Гостюхина, но и Владимира Гостюхина – человека. И все же из тридцати почти его экранных героев лишь некоторые позволяют судить о диапазоне Гостюхина-актера. И это говорится вовсе не в упрек исполнителю. Просто в остальных он старательно и убедительно изображает то, что предлагает ему очередной сценарий и чего добивается от него очередной режиссер. К сожалению, чаще в рамках апробированного другими стереотипа. Однако «вехи» уже расставлены актером в собственной биографии. Конечно же, это Рыбак из фильма Ларисы Шепитько «Восхождение», повторения которого – и по значительности фильма в целом и по психологизму обнажения души героя – Гостюхину вряд ли скоро доведется достичь. Наверное, это Кацуба («Старшина»), с человечностью его и праведностью – характер несколько даже неожиданный для привычного уже «гостюхинского»; «шлемоносец» Касьян Тимофеев из «Родника» и Иван Жаплов из «Случайных пассажиров», как бы очертившие этот самый «гостюхинский» тип. И, конечно, отец из короткометражного «Живого среза», с опаленной его душой и бессильными рыданиями над собственной оправданной неправотой... Человеческая ценность, подлинная и мнимая, интеллигентность, настоящая и придуманная, внутреннее достоинство и угодничество, доброта, отзывчивость и понимание собственного предназначения на земле – работа Гостюхина каждую из вышеназванных картин выводит за рамки единичной истории и частный случай их сюжета, поднимает до уровня художественного обобщения.
...Вряд ли даже самые ревностные поклонники Центрального академического театра Советской Армии, в котором Гостюхин проработал почти шесть лет, припомнят теперь его санитара в «Странствиях Билли-пилигрима» или Бориса в «Каждом осеннем вечере». С некоторым удивлением обнаружил, роясь в старых программках театра, что мне довелось видеть Гостюхина на сцене в роли старшины Бокарева в «Неизвестном солдате»... Но дело-то в том, что Гостюхин – актер по обозначенной в его дипломе профессии – эти шесть лет в театре проработал... мебельщиком. Или, проще говоря, устанавливал декорации.
– Отслужил после института в армии, а в театр никак не мог пробиться. На должность мебельщика в ЦАТСА взяли по договоренности, уверяли, что, как только будет вакансия, переведут в труппу. Конечно, какая-то доля невезения в показах была, хотя потом, уже работая в театре, не раз убеждался, что система показов по сути своей формальна. В театре вдруг появлялись новые лица, а мне шесть лет говорили, что мест в труппе нет. Обстоятельства складывались явно не в мою пользу. И я ничем не мог себе помочь, кроме как терпеливо вкалывать в мебельном цехе. Потому и к участию в первых моих картинах, подобных «Великим голодранцам» или «Моей судьбе», отношусь... никак. В те дни рад был любой актерской работе. Бокарева сыграл практически с двух репетиций. И смог это сделать только благодаря самостоятельной работе. Приходил домой и один на один с собой проигрывал весь спектакль. Подобная «самостоятельная» работа с такими же горемыками-артистами, как я, дала мне, может, даже больше, чем обучение в ГИТИСе...
В кино он дебютировал неудачно. Первые появления не выявили в новом обитателе экрана ни той самой «яркой внешней фактуры», ни личностной значительности, от которых потом, как круги по воде, пошли бы варианты «исконной темы исполнителя». Впрочем, в последнее время понятие «дебют» словно бы сместилось в собственно этимологическом смысле и стало означать уже не вообще «начало, первое выступление» на каком-либо поприще, а первое заметное, резонансом отозвавшееся появление в искусстве. И если расценивать экранный дебют Гостюхина теми давешними категориями, то доставшаяся ему в телевизионном фильме М. Хуциева «Был месяц май» небольшая роль то ли ординарца, то ли вестового при начальнике дивизионной разведки, прошла незамеченной для зрителя. Да и для самого актера фильм остался памятен, пожалуй, лишь возможностью поработать с Хуциевым. Хотя у его героя в отличие от других столь же юных и хмельных от счастья лейтенантов – война окончена, и они живы, и вся жизнь впереди! – есть фамилия Нырков и даже несколько слов.
Последовавшие за этой роли вторая и третья, увы, были заурядно типажными и сами собой стирались из памяти, не вселив ни в зрителей, ни в исполнителя радужных надежд.
Вот тут и подошло время «дебюта» истинного. «Восхождение» стало точкой отсчета актерской судьбы Владимира Гостюхина. Трудность – и невероятная! – состояла в том, что Рыбака актеру нельзя было изначально предъявлять как «отрицательный персонаж», нельзя было однозначно показывать его подонком, изначально готовым предать... Нужно было прожить правду медленного, но неуклонного и закономерного движения Николая Рыбака к той виселице, у которой он, все еще на что-то надеясь, поддержит под Сотниковым чурбан. Нужно было показать истину отчаяния его и раскаяния, когда он лихорадочно, захлебываясь от презрения к самому себе, перекинет ремень от собственных штанов через перекладину, да так и не сумеет повеситься... Так и останется жить, чтоб казниться за физическую свою мощь и полное духовное ничтожество... Нужно было сыграть роль, после которой, как говорится, актеру и сам черт был бы не страшен. И Владимир Гостюхин предъявил нам ожесточенную убедительность деградации своего Рыбака.
– Работа с Ларисой Шепитько была, если можно так выразиться, настоящим творческим вдохновением. И по сей день она остается для меня самым близким режиссером-авторитетом. Я в нее поверил как-то сразу, отдался работе без оглядки... Наверное, потому, что это была моя первая такая крупная работа, я не допускал мысли, что она не состоится. Верил, что так же думает и Лариса... Она очень переживала, получится ли все у нас с Борисом. И как же бывала счастлива, когда мы достигали успеха! Труднее и счастливее работы у меня потом, конечно же, не было...
А дальше потекла нормальная биография актера, которого приглашают на роль уже не по типажному соответствию необходимого фильму «положительного» или «отрицательного персонажа», а как конкретного актера Владимира Гостюхина, возможности которого известны, но не исчерпаны. И потому у любого режиссера может возникнуть вопрос: «А почему бы и не Гостюхин в этой роли?!» Как возник он, наверное, у режиссера Михаила Ордовского, снимавшего свой первый полнометражный фильм – «Случайные пассажиры». И тогда актеру довелось сыграть как бы судьбу-перевертыш того самого Рыбака, что стал для него ролью-знаком, – матерый шоферюга, угрюмый и рисковый, вдруг оказывается почти беззащитным перед горестями детей-сирот, тех самых пассажиров, за жизни которых он волею случая и становится ответственным.
В «Случайных пассажирах» Гостюхин принят маленькими «партнерами» безоговорочно, как «свой», равный – в его Иване есть доброта, которую невозможно «изобразить», с ребятишками он искренен без фальши. И досконально актерски убедителен в шоферских повадках, в том, как натурально «обжита» им машина...
Собирая материал для очерка, я обратился к авторам фильмов, с которыми Гостюхину довелось работать. Кто-то уезжал в киноэкспедицию, кому-то завтра предстояло сдавать ответственной комиссии очередной свой фильм. Но слова «Володя Гостюхин» поистине магически освобождали их от сиюминутной занятости. Кто-то даже особо оговорил, что если бы речь шла не о Володе, он отказался бы от встречи. Александр Миндадзе и Вадим Абдрашитов, Николай Кошелев и Валерий Лонской, Аркадий Сиренко и Михаил Пташук... говорили о необыкновенной его работоспособности, самоотверженном отношении к профессии. Голоса их теплели и даже ласковели: «Это счастье, когда встречаешь актера, способного воплотить то, о чем ты только пытаешься «мычать»... Я считаю, что судьба преподнесла мне большой подарок... Володя – мое второе «я». Он артист уникальный и, на мой взгляд, далеко еще не раскрытый. Мы, например, совсем еще не знаем Гостюхина, который прекрасно молчит на экране. А это бесценное и редкое качество артиста... На мой взгляд, он нарушил бы стереотип подбора на чеховских или тургеневских героев... Гостюхин – актер максимальной правды жизни в образе! Он работает над характерами своих героев самозабвенно, не надеясь, что «вывезут» режиссер, оператор, монтажер... Он даже из экспедиции старается не отлучаться, чтобы не «расплескать» нажитого душевного состояния героя... Если бы меня спросили, что самое ценное в личности Гостюхина, я бы ответил так: талант, умноженный на труд, талант, умноженный на человеческую порядочность, талант, умноженный на скромность!»
...После премьеры «Восхождения» его перевели в актерский штат ЦАТСА. Через год он ушел из театра и стал (есть такая категория) «актером на договорах». Появилась возможность более творческой, хотя не более «безопасной» жизни:
– Существование «свободного художника» в чем-то обладает преимуществом, а в чем-то большой сложностью: сегодня ты позарез нужен и телефон раскаляется от звонков, а завтра... Приглашал в эти годы БДТ в Ленинград, но, измотанный съемками, не готов был к серьезному вхождению в сложную и маститую труппу. Жалею, что «любовь» не состоялась, – исключительно по моей вине... Вообще хотелось бы попробовать себя во вновь организовавшемся коллективе, войти в новый, живой организм... Желание это могло реализоваться в минском театре киноактера...
Главные роли примерно в трех фильмах в год – на театр у него почти не остается времени. И все-таки он сыграл на сцене в Минске Василия Губанова в инсценировке «Коммуниста» Евгения Габриловича. Правда, главный режиссер театра лелеет надежду, что наступит день, когда Гостюхин сможет принадлежать не только съемочной площадке, но и театральным подмосткам: «Вот тогда-то мы и приступим к репетициям «Макбета»!»
Сегодня он имеет право выбирать. И даже может позволить себе попытаться сломить сложившееся о его возможностях и диапазоне представление: «Если бы узнал, что есть в запуске моя картина, на материале современном, злободневном, обязательно бы предложил себя. Хотя, впрочем, убедить кого-либо дать мне роль, в которой меня «не видят», пока не удавалось».
Его «пробуют» не только в разных характерах, но и в разных жанрах. Так, если режиссеру фильма «Родник» (по «Усвятским шлемоносцам» Евгения Носова) «увиделся» в нем курский крестьянин: мягкий, спокойный, в чем-то даже простодушный, в первозданной чистоте которого ощутима не только наивность, но и земная надежность, то диспетчер Бойчук в «Магистрали» – поистине олицетворение взвинченной издерганности, затяжного, если можно так сказать, душевного стресса... В научно-фантастической «Лунной радуге» он вдруг оказался американским астронавтом примерно ХХIII века, а в спортивной драме «Такая жесткая игра хоккей» его капитан команды – ветеран, взбунтовавшийся против нового тренера...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.