Не так давно из Киева в Таращу приезжал консультант-профессор. Небольшого роста, быстрый, подвижной, он выглядел значительно моложе своих сорока восьми лет. Профессор принимал больных в поликлинике. Приём уже заканчивался, когда в кабинет, слегка прихрамывая, вошёл высокий старик, назвавшийся пенсионером Атаманенко. Профессор внимательно осмотрел, выслушал его.

- Ревматизмом давно болеете?

- Так точно, - по-военному ответил Атаманенко.

Из-под густых нависших бровей на профессора неотрывно глядели немного удивлённые глаза.

- Разрешите спросить, товарищ профессор... Вы не щорсовец? У Боженко в Таращанском не служили? Может, обознался... Но гляжу я на вас, и припоминается мне разведчик наш... Такой черноглазый хлопец... Очень похожий... Ну, прямо, будто вы в молодости.

Старик не ошибся. Киевский профессор доктор Соколинский тридцать лет назад действительно служил разведчиком в Таращанском полку. По путёвке комсомола пришёл он в первые же мирные дни в Киевский университет. Колючий, холодный ветер свободно гулял в аудиториях, мороз обжигал пальцы, державшие карандаш. Но таращанец упорно учился - по двадцать часов в сутки. И вот в 1927 году он получил диплом врача. А спустя несколько лет молодой учёный-коммунист Соколинский защитил диссертацию. Защита происходила в медицинском корпусе университета, на бульваре Шевченко, на том самом месте, где в 1919 году разведчик Соколинский дрался с деникинскими офицерами, засевшими в доме.... В тот вечер в Тараще профессор до поздней ночи сидел у Атаманенко. Два щорсовца, два ветерана гражданской войны перебирали в памяти своих командиров, товарищей по боям и походам, говорили о былом.

- А митинг, когда мы Киев взяли, помните? - спросил Атаманенко. - Полный театр... Море шумит. И вдруг, словно молния: «Слово имеет товарищ Щорс...»

- Помню, - отвечал профессор, - хорошо помню. Представьте себе, в этом же театре я недавно встретил нашего бывшего комиссаре, Исаковича. Он как раз и открывал тот митинг.

- Владимира Николаевича? - взволнованно переспросил Атаманенко. - Ну, как он? Слыхал я, будто в Академии наук работает. Правда это? - и, перебивая себя, продолжал: - Погодите, профессор, погодите, у меня где-то должны быть фотографии.

Он порылся в ящике с книгами и через несколько минут радостно воскликнул:

- Вот они!

Со снимков смотрели их сверстники -

молодые и средних лет люди в полувоенном-полуштатском обмундировании 1918 - 1919 годов.

- Припоминаете? - разглядывал Соколинский задорное лицо молодого щорсовца в вышитой рубашке и фуражке со звёздочкой.

- Как же, ещё бы не помнить! - оживился Атаманенко. - Да ведь Петров же это, комбат наш. Он ещё под Летичевым в атаку водил меня. А вот Серебряков... Вот Шеленок из штаба Щорса... Вот Коваленко - полковая разведка... Рябцев - командир батальона...

Вместе с этими фотографиями в тихий дом на тихой таращанской улице входили воспоминания не только о бурном, горячем былом, о юности, красиво прожитой и отошедшей в прошлое. Глядя на пожелтевшие за тридцатилетие фотографии, думалось им и о настоящем, о людях - генералах, профессорах, инженерах, мастерах, учёных, врачах, - выросших из тех, кого на марше или в перерыве между боями учительница учила грамоте... Думалось о жизненной дороге боевых товарищей - однополчан, о больших судьбах всего поколения...

* * *

После Отечественной войны в Киевской коллегии адвокатов вновь появился высокий, стройный седой юрист в шинели и военном кителе.

Юрист, о котором идёт речь, - Александр Леонидович Серебряков. Потомственный питерец, всю гражданскую он провоевал на Украине, служил у Щорса. А после гражданской войны неугомонный и неутомимый командир из штаба Щорса засел за кодексы. Серебряков стал юристом.

Когда началась война, Серебряков упорно стал добиваться приёма в армию. Военкомы, к которым он обращался, выслушивали, сочувствовали, отдавали должное его прошлым боевым заслугам, но... неизменно ссылались на закон: возраст... годы...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.