Шаг в сторону

Юрий Феофанов| опубликовано в номере №1189, декабрь 1976
  • В закладки
  • Вставить в блог

Вот в такой тупик зашла дискуссия в райотделе милиции. А потом еще один тупик образовался: машина разбита, совхоз предъявляет иск водителю. Правда, родные той женщины пообещали оплатить ремонт. Но в суде ответчиком будет выступать шофер...

Что же в конце концов получается? Конечно, водитель, судя по всему, не является передовиком производства. Это факт. Однако если рассматривать его поступок вне зависимости от сопутствующих обстоятельств, то иначе как благородным его не назовешь. Ибо ко всему парень, работавший «налево», категорически отказался от денег, которые совали ему близкие той женщины. Он, садясь под хмелем за руль, рисковал иметь крупные неприятности, далее если бы не разбил машину. Однако лее сел. Он нарушил закон, когда руководствовался корыстными побуждениями, и он же нарушил закон, исходя из побуждений чисто человеческих, спасая жизнь другого. Не случись « благородного нарушения», по всей вероятности, не вскрылось бы нарушение своекорыстное.

Но, поскольку все вскрылось, шоферу грозило серьезное наказание. И тогда ко мне приехал «делегат» от общественности поселка.

— Надо немедленно выступить в защиту шофера. Ведь он же не виноват. Женщина была при смерти...

— Да, конечно... Но давайте рассудим все по порядку. Шофер, в сущности, спас человека. Тут спору нет. А на других весах, на весах его вины что? Нарушение Правил дорожного движения, помятый грузовик. Неужто жизнь человека не дороже?

— Ну, а я что говорю! – воскликнул посетитель.

— Давайте рассуждать дальше. Мы, бесспорно, должны будем сказать, что шофер поступил правильно, не оставив человека в беде. Мы выскажем очень распространенный тезис: нет правил без исключений, бывают такие ситуации, когда необходимо нарушить «букву закона». Но можно ли утверждать, что в каких-то исключительных случаях человек в пьяном виде может сесть за руль?

— Значит, вы против шофера?!

— Вовсе нет. В том положении, очевидно, был найден единственно приемлемый выход. Но дает ли благородный поступок право нарушать какое-то установление? Дает ли он право на безнаказанность?

— А не кажется ли вам, что вы стоите на бюрократической и формалистической позиции?

— Но с каких это пор выполнение закона, точное ему следование стало называться бюрократизмом?

— А вот с той минуты, как женщина почувствовала себя плохо. Выполнил бы парень все до запятой «буквы закона», отказался бы за руль сесть, может быть, произошла бы трагедия...

— Выходит, – подвел я итог нашей дискуссии, – мы оба правы и оба не правы...

В конце концов общественность того поселка обратилась в прокуратуру, просили сделать так, чтобы и закон не попирать и обстоятельства учесть. И уголовное дело против шофера не возбудили, ущерб он не возмещал, так как все материальные расходы взяли на себя родственники больной. Но в совхозе его с машины сняли, разбирали «за левые заработки» на общем собрании. Так что шофер все же пострадал за «благородство». Но за благородство ли?

В сущности, в только что описанной истории в очень обостренной форме предстал перед нами старый, как мир, конфликт: строгий, до конца четкий закон и неисчерпаемая в своих проявлениях жизнь; незыблемое правило и вынужденное обстоятельствами поведение, нарушающее это правило. Что тут важнее и первичнее? Как быть, если очевидные вещи («Надо поступать и по закону и по совести») приходят в столкновение? А они не всегда сталкиваются при столь драматических обстоятельствах, как в случае с шофером. Поводы для конфликтов, случается, куда менее значительны, сами конфликты не столь остры. Но выводы, которые из таких столкновений «правил» и «жизни» делаются, бывают весьма категоричными, однако далеко не всегда до конца последовательными. Дело в том, видимо, что сами по себе правила, сколь благодетельными они бы ни были, вызывают некий скепсис: разве все ими предусмотришь? Неповторимая же ситуация, рожденная жизнью, нестандартна, захватывающа, она «опровергает» вроде бы скучные догмы. И вообще: «широта взглядов» и «широта натуры» импонируют больше, чем сухие параграфы и их строгие исполнители.

Но жизнь-то во всем ее многоцветье на исключениях не построишь. Нормальное ее течение идет в рамках правил. Хотя всякий раз, когда складывается неповторимо сложная ситуация, мы склонны забывать о правилах...

Мне пришлось разбирать одно сложное дело. Поступило письмо, в котором сообщалось, что некогда молодой человек совершил аморальный поступок: он не окончил институт, а диплом подделал. Теперь лее стал профессором. Но, писали авторы, он вовсе не профессор, а самозванец. И другие документы он подделывал и какие-то блага получил незаконно. Общественность института осудила лжепрофессора, в местной газете появился фельетон. Профессор же все опровергал, как низкий навет и клевету завистников.

Не стану рассказывать подробности проверки. В конце концов мне удалось выяснить вот что. Этот человек защитил диссертацию кандидатскую, а потом и докторскую, в своей области он специалист высокого класса, учит студентов очень хорошо. Но документов об окончании вуза у него действительно нет, если не считать сомнительных копий с сомнительных справок. В списке окончивших институт не значится. А диссертации интересны, глубоки, докторская стала далее некоторым вкладом в науку. Как прикажете быть? Поступить строго по закону – это значит лишить хорошего специалиста всех его званий и должностей и тем самым нанести ущерб делу. Разумно это? Нет! Но тогда как же с законностью? Закрыть глаза на сомнительный диплом – создать прецедент безнаказанности за такие махинации?

Вопрос, как видите, очень не простой. В самом деле, воровать нехорошо, аморально и противозаконно. Ну, а если казенные деньги будут взяты ради того, чтобы, к примеру, внести сумму недостачи и спасти честь товарища, у которого недостача образовалась без его вины? А потом эту сумму честно возместить? Оправдано ли пусть далее временное присвоение казенных денег в такой ситуации? По закону, все скажут, нельзя, но «если по жизни», то...

А что «по жизни»? Молено?

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Железный дракон Цзяо

Роман. Продолжение. Начало в №№ 21, 22

Псевдоним мой «Аристон»

Из цикла этюдов «За Есенинской строкой»