Севка, Савка и Ромка

Он умеет очистить рыбу, наловленную отцом и Севой, сварить уху. Ничего, что уха иной раз бывает пересолена или недосолена, - этого никто не замечает, потому что она вкуснее всего на свете и пахнет степными травами, которые ветер, не спросясь, бросил в котелок.

Савка стал настоящим степняком. Он знает степь, когда созревает пшеница, и поля, как из литого золота, горят под солнцем. И за Гусинкой, от колхоза «Искра», колхоза имени Ленина плывут, чуть покачиваясь, комбайны, и по дорогам пылят машины с зерном. А потом знакомые комбайнеры проезжают через город на аэродром, чтобы улететь в Сибирь, где скоро начнётся уборка. И обязательно кивнут Савке, когда он выскочит за ворота, провожая машину. Как же иначе? Савка - человек знакомый, степняк. Может быть, и он, когда вырастет, станет комбайнером, полетит в Сибирь, убрав урожай у себя в приволжской степи.

Ночь. Спит весь этот большой дом на окраине далёкого степного городка. Погашены лампы, опущены занавески и шторы. Спит и Савка.

Окончив разговор с Рыбаковым, Лебединцев закрыл за собой дверь и быстро спустился по лестнице. В темноте он заметил деревянную скамью у ворот, сел и задумался.

Он демобилизовался месяц назад, но на родину, в село Садки под Тернополем, не поехал. Что там делать? Двое старших братьев погибли на фронте, младшие сгорели вместе с матерью, когда гитлеровцы, отступая, подожгли село.

Степное Лебединцев выбрал потому, что в сорок втором воевал в этих местах.

Старшина поднял голову, отыскивая окна квартиры Муромцевых. Верно, эти, на третьем этаже. Окна были тёмные, и в них отражались звёзды. Всё время Лебединцев думал о ребятах, с которыми познакомился сегодня.

- Положение тяжёлое... - негромко, самому себе сказал старшина.

- Тяжёлое... - так же тихо отозвался из темноты голос Карагинцева.

Лебединцев не удивился, что управдом оказался рядом, даже обрадовался этому.

Дмитрий Павлович сидел поодаль, на другом конце скамьи. Говорил он медленно.

- Рыбаков - такой уж человек... Если что решил, - добьётся. Он уже десять заявлений написал, чтобы ребят забрали в детские дома... А разве это можно?! Илья Фаддеевич вернётся - квартира заколочена, сыновей опять по всей стране искать... Как же так, не война ведь!

- А кто с хлопцами сейчас - по хозяйству и вообще? - спросил Лебединцев.

- Татьяна Ивановна, соседка. Женщина хорошая, но слабая и возраст такой - шестьдесят пять; ей с ребятами не справиться. Главное, что и обратиться не к кому. Школьный завуч - в пионерском лагере. Директор музея - в Москве. Я вот думал к себе ребят взять - не пойдут. Гордые, во - первых, и Сева скажет: на меня отец дом оставил, и книги, и дубки.

Несколько минут старшина и Дмитрий Павлович сидели молча. Потом старшина поднялся:

- Пора...

- Вы бы заночевали у меня, - предложил Карагинцев. - Тем более один я, сыновья в пионерском лагере.

Старшина помедлил, крепко пожал руку управдому и покачал головой:

- Нет, спасибо.

Лебединцеву хотелось побыть одному; он не понимал, что его так встревожило. У забора он остановился и ещё раз оглянулся. Дом был погружён в плотную темноту, светилось только одно окно в нижнем этаже, вероятно, у Карагинцева.