– Не знаю.

– Радиограмма только что пришла, – устало произнес Виноградов, – с гусинской буровой. На пласт они, похоже, вышли. Месторождение под ними. Но ситуация у них сложилась не ахти какая хорошая – бентонит в бригаде кончается.

Что такое бентонит, Лукашин знал. И видел не раз, как из распоротых мешков, взбивая цветастые облака, просыпалась на землю голубая глина, мелкая-премелкая, будто тертый уголь. Когда бурят землю, то обязательно используют раствор этой голубой глины, без нее дело дохлое: стоит буру проткнуть плоть газового или нефтяного курдюка, как земное богатство выхлестнет наверх, причинит немало худа. Ничем не удержать тогда богатство – ничем, кроме разведенного бентонита.

– Чего ж, когда вертолет ходил, не забросили? – бурчливо поинтересовался Лукашин.

– Сейчас поздно искать правых и виноватых, надо помогать бригаде.

Космы табачного дыма заколыхались на этот раз основательно, раздвинулись, и наконец в разъеме проступил печеноликий Виноградов. За ним виднелся еще кто-то. Лукашин пригляделся, разобрал, и в уголках губ у него собрались плетенки морщин – вот уж кого он не любил так не любил, уж очень вздорным и дерганым человеком был виноградовский зам Поседко.

Поседко никогда не говорил ровным голосом, он даже не знал, что это такое, он просто не умел этого делать – все время кричал. Был он низкоросл донельзя, про таких говорят: «Метр с кепкой» – Поседко за глаза так и величали, – но зато широк в плечах, жилист и цепок, как клещ.

– Хочу тебя попросить, Лукашин. чтоб ты доставил на буровую бентонит. Тонны три. Могу попросить, а?

– Чего просить – приказывай! – прокричал Поседко.

– Да погоди ты! – окоротил крикуна Виноградов, встал, приблизился к Лукашину. – Приказывать я не могу. Сам понимаешь... Нужно бы напарника тебе, как положено, – да нет людей, все и так закручены. Пурга начинается к тому асе, а это же почти сто километров пути – расстояние! Часов десять – двенадцать надо добираться... Сумеешь или нет?

Сощурившись, Поседко выбил в ладонь кашель и прокричал:

– Раз молчит, значит, на печь вильнуть хочет. Не годен он для этого дела. Другого искать надо.

– Сумеешь? – терпеливо допытывался Виноградов. Голос его был спокойным, озабоченным, все время в нем звучали какие-то печальные нотки.

– Удивляюсь я тебе! – Поседко загреб в ладонь дыма, нырнул куда-то вниз и растворился.

Виноградов тем временем запалил очередную сигарету, гасить спичку не стал, а поднес к глазам, посмотрел на пламя. Зрачки у него были глубокими и черными – ничего в них не отражалось: ни плоский огонь спички, ни космы табачного дыма, ни внутренность избы, ни сам Лукашин. Забота виноградовская была понятна: ведь если на гугинской буровой газ с ревом выплеснется из-под земли, то он всю округу к чертовой матери разнесет, технику покалечит, людей изуродует, и понадобятся недели, а то и месяцы, чтобы загнать его обратно. Но вот какая вещь – ведь не имеет права Лукашин один, без страховки, выезжать в тундру, за это его запросто трактора лишить могут и перевести на должность чистильщика картошки либо продувщика макарон на кухне – и никто, даже товарищ начальник Виноградов, тогда не сумеет за Лукашина заступиться. А потом это жe опасно – одному в тундре! Тут и заплутать можно, и трактор поломать, и в снегу увязнуть, и свирепые полярные волки могут напасть...

– Ты чего так долго его уговариваешь? – снова выкрикнул Метр-с-кепкой. – Пусть спать домой идет, либо к матери на Большую землю пусть летит.

«Ах ты, куриный дух! – заколотились звонкие молоточки у Лукашина в висках. – Надо ж, как разгавкался. – В груди у него взбунтовалось, закипело что-то несогласное, и он закрутил головою, словно конь, на которого напали слегши. – Ну, куриный бог, давит блох и курит папиросы. Ну, гриб поганый, попался бы ты где-нибудь на короткой пустынной дорожке, когда один на один разговоры можно вести, я бы живо псиную дурь из тебя выбил».

Лукашин вздохнул и, не зная еще, как он будет выполнять задание, как поедет один в тундру, тихо проговорил: – Ладно, я повезу глину. – И добавил твердо, изгнав из голоса сипы и слабость: – И довезу. Будет она на гугинской буровой.

– Спасибо, – тихо произнес Виноградов. Помедлил малость, чего-то соображая, потом договорил все так же тихо: – От беды всю тундру отведешь. Давай тогда не мешкать. Готовь трактор, а я санями займусь. Глину грузить будем.

Через десять минут было разбужено полпоселка: забота, она ведь вмиг всех поднимает на ноги, а беда – и того быстрее.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.