Орел, с отдаленной поднявшись
вершины,
Парит неподвижно со мной
наравне.
На уроках литературы разбирали поэтическую образность пушкинских строк. Искали и успешно находили скрытый их смысл. А тут, на горной кубачинской дороге, я понял: то был
еще и лирический репортаж:, фотографически точно пересказавший картину, что когда-то открылась перед поэтом, потрясла его душу неповторимой красотой и выплеснулась в стихи, которые и через полтораста лет волнуют своей чеканной простотой.
И вспомнились они вот почему. В одном месте склон, по которому идет дорога, срывается вниз почти отвесно, открывая панораму горных хребтов, чередой встающих друг за другом и постепенно растворяющихся в дымке. А над ними в неожиданно ярко-голубом небе вдруг вздыбливались снеговые вершины. Противоположный от нас склон ущелья сочно зеленел крошечными полями озимых, что узкими террасами поднимались к селению Шири. Белокаменные его домики, эти делянки посевов под нависшим над ними Кавказом казались игрушечной декорацией к детскому спектаклю. Все неестественно красиво, слишком экзотично, чтобы в это можно было поверить взрослому человеку.
А потом вовсе уж ирреальная картина. Еще на подходе мы увидели над ущельем светло-бурое пятно. Сначала думалось: камень на противоположном склоне. Но мы шли, и «камень» смещался по склону. Только рядом мы поняли: орел. Он висел над ущельем чуть ниже нас, так что мы видели его спину, прогиб между лопатками. Он не ходил кругами, а оставался как бы подвешенным на невидимой нити. Наметив на противоположной стороне ориентир, я взял орла в створ. Наблюдал минут пять – он неподвижно стоял на месте. И только в бинокль молено было рассмотреть, как чуть отгибаются самые кончики маховых перьев на крыльях, чутко улавливая воздушный поток, поднимающийся вдоль ущелья.
Потом птица камнем сорвалась куда-то вниз, пропала, и невозможно было поверить, что мгновение назад она парила совсем рядом...
К заветному источнику мы добрались, когда начало припекать. Вода сочилась из скалы двумя тонкими струйками, сбегала на землю и, соединившись с такими же струйками из соседних родников, образовывала ручеек, который тут же мчал к недалекой реке. «Глазной родник» был огорожен кладкой из дикого камня и прикрыт подобием крыши. Вода в нем была студеная, вкусная и точно такая же, как в бесчисленных родниках, что бьют рядом и в самих Кубачах. И мы, оказалось, выламывали ноги шесть долгих горных верст только для того, чтобы убедиться в этом обидном от своей очевидности факте. Ведь ни Амузги, ни Шири за «глазной водой» не ходят, а казалось бы, им совсем рядом: пей, лечись, молодей, гони с лица морщины.
Народ прибывал. Парни все палили из ружей, а девушки надраивали песком медные бока своих мугалов в ожидании, пока наполнятся «целебной» водой кувшины тех, кто пришел раньше. Видно было, что процедура затянется не на один час. Но никто не торопился. Даже те, кто почему-то решил не спускаться к источнику, а расположился у края дороги, там, высоко вверху, и разглядывал происходящее у нас, как с театральной галерки. Там, у них, порой вспыхивали «зайчики», и становилось понятно, почему у наших попутчиков болтались на шеях морские бинокли: они все знали наперед, берегли ноги и силы, а мощной оптикой достигали эффекта присутствия.
Выходит, смысл праздника вовсе не в воде. Вода только предлог и пролог к нему...
На обратном пути девчата о чем-то шушукались. Вроде бы хотели показать шедшим отдельно ребятам: у нас есть тайна, догадайтесь, какая. Всерьез так не секретничают. Была игра, если хотите, некий вид коллективного кокетства.
– Девушки выбирают место для праздника, – подсказали знатоки. – Но где это будет, знают только они.
Выбирали привередливо. То земля на облюбованной поляне оказывалась сыроватой, то едва образовавшийся для танца круг по неизвестной причине вдруг рассыпался, и мы шли дальше. И знаете, где остановились? Всего в полукилометре от Кубачей, когда время перевалило за полдень.
Местечко и вправду оказалось идеальным. Зеленая седловина между двух невысоких холмов. На их склонах амфитеатром рассыпались многочисленные зрители, а у подножия под ружейную пальбу, разливистые переборы гармоники и бешено отбиваемый ритм уже был образован круг, уже поплыла, вытянулась на носках лихая и нежная, резкая и плавная лезгинка. Праздник Воды подкатил к своему зениту.
Было хорошо.
Хорошо от солнца, гор, молодой травы.
От этой немудрящей мелодии, перед которой враз смолкли кассетные магнитофоны, неумолимо сопровождавшие нас к источнику импортными синкопами и наимоднейшими шлягерами.
От пестрого хоровода парней и девушек, которые парами входили в круг, отплясывали положенное, уступая место следующей паре.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.