ПОЧТИ 15 лет тому назад я сделал свой первый выстрел и стал охотником. Этим выстрелом я убил летним вечером на закате солнца чирка. Отец, с которым я ходил на охоту, - мне было тогда 10 лет, - дал мне подержать ружье. И вот, в этот миг мне на счастье показалась тройка чирков, летевшая к тускневшему солнцу на закате.

Вздернув ружье, я выстрелил и ясно увидел, как один из чирков упал в заросль ольшанника. Моментально пролез я через плотные кусты ольшанника и шарил руками в траве, не замечая укусов шиповника и крапивы. Торжествуя, запыхавшись, чувствуя громкий стук сердца, принес я этого чирка к отцу и ждал высших похвал и признания во мне охотника. Отец же только спросил: «а где ружье?» В горячке я бросил ружье между кочек или в осоку у ольшанника. Целый час возились мы на корточках, а когда нашли ружье, солнце уже ушло из моего первого «охотничьего» дня. В лесу стало тихо и сыро, и утки прекратили свой вечерний лет. Лишь в ближайшем долу изредка покрикивала кряковая, тревожа и бередя два охотничьих сердца. Однако отец не дал мне ружья и сказал, что надо еще годика два подождать.

И вот в октябре, когда Клязьма покрылась у берегов звонким и тонким хрусталем, а в облаках по вечерам слышался свист пролетавших стай, я тайком снял в комнате у отца ружье и патронташ. В тот же день с Хорошевым и Шулятьевым - старыми охотниками и моими друзьями - я шагал через перелески расцвеченной осины к Прорве.

Прорва - большой залив у Клязьмы, где осенью держится много пролетной утки, а иногда садится и грузный гусь - мечта каждого охотника тех мест. Берега Прорвы заросли широким ивняком. В нем я сидел ранним утром, наблюдая, как разгонял осенний ветер облака, расчищая дорогу утру. На рассвете мое внимание привлек такой случай. Ястреб с высоты бросился на плывущую утку и захватил ее. Поднять ее он не смог и, стараясь высвободиться, все глубже и глубже погружал в нее свои когти. Время от времени утка ныряла, но быстро появлялась наверх. Так плыли они по середине реки, но ветер, постепенно пригонял их к моему берегу. Я пополз вдоль Прорвы по ивняку, выбирая момент для выстрела. И когда я сделал мой второй охотничий выстрел, кто - то меня взял за плечо. И на этот раз отец мне ничего не сказал, только помог мне связать лозины и достать утку с ястребом.

6 - го декабря, когда мне исполнилось одиннадцать лет, он подарил мне охотничий билет, где говорилось, что мне шестнадцать лет и что я являюсь членом охотничьего кружка.

Вместе с билетом он подарил мне то ружье, из которого я сделал свой первый охотничий выстрел.

И скоро минет пятнадцать лет, как я не расстаюсь с этим ружьем и с горечью вижу, как оно старится, и как раковины появляются на его стволе.

Много прекрасных и дорогих воспоминаний связано у меня с охотничьей жизнью, с этим ружьем. Когда мне было уже двадцать лет, с компанией молодых охотников - прекрасных ребят - комсомольцев - уральцев поехали мы в глубь Монетной дачи, недалеко от Свердловска на медвежью берлогу. Старик Кудрявых, лесоруб и охотник, узнал о берлоге от своих товарищей, валивших лес для медных рудников. Заприметили, что все время на одном и том же месте глухой лесной дороги пугаются кони, бросаются в сторону от дороги. Обыскали и заметили в буреломе берлогу. За делами Кудрявых сам ехать не мог и уступил берлогу нам.

Долго собирались мы на первого медведя, чистили ружья, проверяли за городом на деревянных плахах надежность куль.

Пятьдесят верст от Свердловска мы половину проехали, половину прошли пешком. Ночевали у лесника Махоткина. Утром он же повел нас через угрюмый и высокий ельник, где изредка встречались великаны - кедры на пядь, среди бурелома которой на отмеченном Кудрявых месте залег медведь.

Три версты шли мы глубоким - по пояс и тяжелым (дело было к весне) снегом. Лыжня которую пролагал Махоткин, мало помогала делу.

Перед падью отдохнули, а затем полукругом окружили поваленную и засугробленную ель, под которой была берлога.

Опытный лесник должен был поднимать его с другой стороны. И когда он его поднял, мы чуть было не упустили своего первого медведя.

Зверь ринулся от нас, несмотря на глубокий снег, проворно и быстро. Три выстрела навстречу не затронули зверя, и он уходил, прикрытый веером разлетевшегося снега. И лишь один из последних выстрелов, когда уже медведь скрывался в ельнике, нанес ему рану. Рана была тяжелая, на тропе было много черной крови. Две версты мы преследовали зверя, но он не ложился. По совету Махоткина мы заночевали на лесной опушке, обмяв снег, уложив еловыми лапами землю и навалив громадный костер из смолистого сухостоя. На утро, пройдя с полверсты, нашли медведя уже мертвым. Жаконовская пуля сразила его.

Да, много прекрасного и сильного дает человеку охота. Она добавляет в жизнь много переживаний, она приучает любить и наслаждаться природой. И когда осенью падает первый снег, суля на завтра прекрасную порошу, я с тоской открываю форточку в пятиэтажном доме в шумном городе и чувствую себя почти что пленником.

А иногда не могу совладать с собой, удираю в поле, вдыхаю свежий морозный воздух, настойчиво разгадываю головоломки и загадки резвого русака.

Весной, когда появляются первые оттепели и бегут ручьи, я начинаю тревожиться и задерживаться дольше на улицах по вечерам, хотя еще рано и знаю, что не скоро еще услышу пролетных журавлей.

Это чувство растет в каждом охотнике. Охота тренирует и молодит человека. И нужно постоянно заражать охотой сердца нашей молодежи. Охота добавит в ее жизнь лишнюю яркую и сильную черту.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.