Сердце героя

- Полундра!

Тут гитлеровцы не оказали сопротивления. Они поспешно отошли оврагами, щедро испещрившими кручу.

- Полундра!

Методично била наша артиллерия. Разрывы то удалялись куда-то в глубь вражеской обороны, за Мамаев курган, за пылавшие на левом фланге здания, то приближались почти к самым передовым цепям штурмующей дивизии. Казалось, огненный утюг разглаживал землю.

Эти мысли пришли к Михаилу лотом, когда он пытался вспомнить, как же его дивизия отвоевала полосу земли в шестьсот метров, поднявшись на кручу, преодолев заросший почерневшим бурьяном пустырь.

В памяти вставали лишь разрозненные картины. Стрелял в упор... Кажется, их было трое... Бросил гранату в пулеметный расчет... Кажется, размахнулся слишком сильно... Ничего, уложил всех. Потом навстречу вырвался рослый гитлеровец. Удар прикладом автомата. Фашист упал, кто - то его добил.

А потом... Нет, потом ничего нельзя было вспомнить. Важно было то, что новоприбывшая дивизия продвинулась вперед на шестьсот метров.

Батальон, в котором служил Михаил, передвинули на левый фланг, почти на самый стык с дивизией Родимцева. Эта дивизия носила тринадцатый номер, опровергая все суеверные представления о несчастливой чертовой дюжине.

Потом все стало неожиданно будничным. Продвижение приостановилось. Солдаты отрывали окопы, укладывали гранаты и бутылки с горючей жидкостью так, чтобы они всегда были под рукой. Утром приносили газету, маленькую, величиной с носовой платок. В ней писали об отличившихся бойцах.

Потом приходил - приходила (не знаешь, как сказать) Антон - Антонина - почтальон походно - полевой почты. Девушка с каштановыми локонами, в гимнастерке, в брюках и кирзовых сапогах. Все ее звали Антоном, она уже привыкла к этому. Не один боец засматривался на девушку. Антон - Антонина быстро шла по траншее, раздавая письма. Карие глаза ее смотрели весело: она раздавала радость. Конечно, девушка могла все письма отдавать старшине. Но зачем же тогда она прибыла в Сталинград, бросив четвертый курс какого - то института, эвакуированного в Томск?

Михаилу не от кого было ждать весточки: вся его семья осталась в Донбассе.

Боевые дни были похожи один на другой. Перестрелка, атаки, контратаки. И снова свой окоп, ставший родным. Горят здания. Сколько же дней может гореть город?

Однажды случилось происшествие, взволновавшее всех солдат. В траншее показался милиционер. Самый настоящий милиционер. У него придирчиво проверили документы: в газетах писали, что гитлеровцы часто переодевают своих диверсантов в советскую милицейскую форму.

Пока проверяли документы, милиционер терпеливо ждал. Это выглядело забавно: не он проверяет документы, а у него проверяют.

А потом он сказал удивительно будничным голосом:

- Ребята, где бы тут лампу достать? Вчера в наше отделение милиции бомба попала. Ну, остались без лампы. Начальник сказал: «Федоренко, где хочешь, а доставай!» Так как же, ребята, насчет лампы?

Моряки достали симпатичному милиционеру керосиновую лампу, найдя ее в одном из разбитых домов на противоположной стороне улицы. Эта улица простреливалась насквозь. Если быстро бежать, пыльные фонтанчики, поднятые пулями, будут ложиться у ног. Замешкаешься - настигнут, доберутся до сердца.

Милиционер оглядел лампу, бережно спрятал ее под шинель.

- Ну, ребята, спасибо! Вы, я вижу, сомневались. А как же без милиции? В Долгом овраге три с половиной тысячи гражданских проживают. - И бросил напоследок: - А нас двое осталось. Остальные... того...