— Знаешь что!
Она чувствовала по его дыханию, по тому, как он замолчал и грозно сопит, что он там всерьез распсиховался. Ей стало смешно: а вдруг сейчас выругается — что тогда делать? Бросить трубку и уйти? А потом — дома? Развод? Нет, этого она не хотела, он был ей близок, она ею любила; просто что-то в последнее время у них не клеится и все из-за этой внезапно проявившейся спеси.
— Знаешь что?! — повторил он срывающимся голосом. — Следи-ка за собой, а я без твоих проверок обойдусь.
— А почему ты думаешь, что я не обойдусь без твоих?
— Потому что я производитель работ, вот почему!
— Жажда власти? Понятно.
— Знаешь что? Кончай-ка баланду. Если перепутаешь концы, знаешь что тебе будет?
— Что?
— Переведут в слесари третьего разряда.
— А если их высочество производитель работ перепутает, ему что будет?
— Кончай трепаться! Подключай третью жилу, перехожу на четвертую.
Николай сидел на корточках возле местного щитка и, обливаясь потом, проклинал все на свете. Причин для проклятий было достаточно. Во-первых, он ругал того остолопа, который так низко приварил щиток, — сидеть было неудобно, и в конце концов Николаю пришлось лечь на бок. Раздражало его и освещение: мощные лампочки горели ослепительно ярко. Но из-за колонн и конструкций свет дробился, подвал был исчерчен резкими тенями и полосами. Щиток, как назло, находился в зоне мрака, и, чтобы не напутать в темноте, Николаю приходилось подсвечивать себе переносной лампочкой. Особенно мучила жара: мало того, что он лежал весь взмокший — пот просто донимал его, скапливался в бровях и на переносице, катился по вискам и огромными каплями капал с кончика носа. Влажная кожа теряла изоляционные качества, и его дергало током даже на двенадцативольтовых клеммах. Это было чертовски неприятно. И, наконец, его бесила, выводила из себя Анна с ее плоскими зацепками.
Четвертая жила называлась по схеме обратной связью — по ней должен был идти сигнал на отключение спиралей в случае перегрева. Пятая жила была резервной, она ни к каким клеммам не подключалась, конец ее был отогнут и свободно торчал.
Несколько секунд Николай смотрел на темно-медный кончик провода, словно завороженный той мыслью, которая вдруг возникла у него от злости на Анну, жары, пота, пыли, нестерпимо яркого бокового света, монотонного гудения мощных спиралей — от всего недельного напряжения, от болезненных уколов самолюбия, от не вполне осознанного желания самоутвердиться во что бы то ни стало...
Он взялся за голый провод и тотчас отдернул руку — ему показалось, будто его кольнуло током. Он снова, только осторожно, коснулся пятой жилы — нет, она была свободна, без напряжения. С решимостью, подкрепленной еще клокотавшей в нем злобой на Анну, он присоединил телефонную трубку к пятой жиле и сказал:
— Четвертая жила... — и ничего не случилось. Он стал монотонно повторять: — Четвертая, четвертая, четвертая...
Наконец на жиле появилась Анна:
— Четвертая? Ты уверен? Почему она отогнута?
— Перепутала эксплуатация. Они же год работали в ручном режиме.
— Хорошо, подключаю четвертую.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Современное производство: труд и личность