— Перехожу на пятую.
Как все просто! Николая трясло от беззвучного смеха. Как он ее одурачит! Пятую жилу она подключит как четвертую, а четвертую — как пятую. Он же все сделает как положено. Таким образом, обратная связь повиснет в воздухе, и отключения в автоматическом режиме не произойдет. Ну что ж, ничего, ничего, лихорадочно соображал он. Хлопнет один газгольдер, подумаешь, зато Анька получит такой пинок! Ей это будет кстати... Мысленно он уже представлял себе комиссию, которая находит перепутанные провода, легко устанавливает причину аварийного выброса газа и составляет акт: «…в связи с тем-то и тем-то считать основной причиной аварии небрежность, проявленную инженером-прибористом А. П. Севергиной. Рекомендовать руководству строго наказать виновную, а также провести у нее внеочередную проверку знаний на предмет соответствия занимаемой должности...».
После «прозвонки» остальных цепей схемы Николай вылез из подвала, и Анна по его сигналу (он махнул рукой) переключила первый газгольдер на автоматический режим. Оба взглянули на часы и стали ждать: Анна — на мостике, Николай — внизу, в проходе, возле первого газгольдера.
Анна следила за контактами реле, которые через какое-то время должны были разомкнуться и дать импульс на отключение обогрева. Николай с нервной сосредоточенностью, покусывая губы и смахивая пот со лба, глядел на аварийную крышку газгольдера... И вдруг она исчезла — он услышал свист над головой, на миг зажмурился, и в этот же момент раздался сильный высокий звук — «паф!» — словно лопнул огромный резиновый шар. Когда Николай открыл глаза, он увидел, что весь окутан зеленоватым облаком. Рядом, в двух шагах, свистел, шипел вырывающийся под большим давлением газ.
Анну больше всего поразил не звук, а зеленоватый фонтан, легкий, расплывающийся, исчезающий, как призрак. В первый момент она ничего не могла понять: Николай как-то странно схватился за горло и, качаясь, кинулся из-под зеленого облака к выходу. За ним потянулись тонкие, растворяющиеся в воздухе полосы зеленоватого цвета. Фонтан, бивший почти до перекрытия, начал спадать, слабеть и, наконец, совсем иссяк, но прозрачный туман все валил и валил из первого газгольдера, как после извержения вулкана. Анна посмотрела направо — там, где только что работали аппаратчики, было уже пусто; кран катился в дальний конец цеха.
И вдруг у нее сильно запершило в горле, защекотало в носу, потекли слезы. Вытянув руки, ничего не видя от слез, она на ощупь вышла из-за панелей на центральный пятачок, где стоял стол с телефоном. Кашляя, хватая открытым ртом отравленный воздух, она подошла к столу, плеснула воды из графина на скомканную косынку, приложила ее к лицу, вытерла глаза и с ужасом увидела, как внизу, кругом нее, вздымаясь все выше и выше, колышутся призрачные зеленоватые волны. Они двигались плавными толчками, как бы лениво, окутывая стальные стойки, перила, скользя по нагретым панелям, смыкаясь над мостикам призрачным струящимся куполом. Почувствовав удушье, Анна в страхе кинулась к телефону, схватила трубку, но тут же бросила ее на рычаг — что даст ей телефон, да и куда звонить! Сквозь льющиеся слезы она увидела над столом темное пятно — труба, приточная труба! Спасение! Кнопка где-то рядом. Перегнувшись так, чтобы лицо оставалось возле отверстия трубы, она нашарила рукой кнопку, нажала — тотчас вместе с воем вентилятора из трубы пришло легкое свежее дуновение, затем все сильнее, сильнее — и вот мощная струя свежего воздуха ворвалась на площадку. Зажмурившись, Анна подставила лицо под струю и жадно дышала. Ветер трепал ее светлые волосы, грудь распирало, ломило, как после долгого бега. Сквозь вой и грохот вентилятора до нее вдруг донесся мощный низкий гул — она машинально вжала голову в плечи, напрягла все свое сознание и поняла: включилась аварийная вентиляция:
«Неужели прошло всего полминуты?» — удивилась она. И тут новая волна слабости накатилась на нее. Она устала дышать — открыла рот, а воздух не шел, словно легкие забило ватой. Сдавив руками грудь, она с силой выдохнула из себя пробку, закашлялась, покачнулась, но удержалась на ногах. Снова и снова повторяла она этот прием — жадно, торопливо, машинально. Дышать стало легче. Внезапно из трубы ударила теплая, как ей показалось, влажная струя. Еще не осознав, что это, Анна вдохнула полной грудью и отпрянула. Попыталась схватиться за край стола, но пальцы почему-то не успели сжаться как следует, и она повалилась на панель, ударилась обо что-то острое, обдирая спину, съехала на пол, в плавно колыхнувшуюся зелень. Она хотела встать, но руки странно скользили, как будто все, до чего она дотрагивалась, было смазано маслом. Она склонялась все ниже и ниже; в груди ее медленно разбухал какой-то чудовищно твердый шар, и только глазами она еще тянулась к переливающейся яркими красками струе, бившей из трубы...
Когда она очнулась, ей показалось, будто над ней кружатся светлые пятна, как огромные мотыльки в лунном ночном свете. Потом, после провала, она сообразила, что лежит в палатке, и ей стало радостно: значит, она в отпуске, вот только непонятно, где они остановились, что это за место?
Ей хотелось так пожить на берегу Байкала, в тишине и безлюдье, на вольном воздухе. Она не знала, сколько дней и ночей провела в этой странной палатке, где не было обычного входа, а был какой-то боковой карман, через который чьи-то руки кормили и поили ее. Позднее она поняла, что ничего не может сделать сама — ни взять тарелку, ни повернуться, ни даже пошевелить пальцами. Сначала ей казалось, будто она привязана к постели, но мало-помалу до нее дошло, что это не так. Если бы она была привязана, то наверняка было бы больно, веревки или бинты мешали бы, терли бы кожу, а тут все как-то подозрительно легко и невесомо. Все тело казалось ей вытянутым, как бы растворенным в бесконечности. Ну и пусть, решила она, засыпая.
Проснулась она от острой и ясной мысли: с ней случилась что-то страшное и непоправимое, и тотчас вспомнила все: Николая, цех, аварию, газ. Она снова ощутила удушье, хотела крикнуть, позвать на помощь, но не смогла, словно разучилась открывать рот. Вместо слов раздалось какое-то невнятное мычание. Она заплакала и так, плача, с закрытыми глазами, пролежала дотемна, пока не открылся карман и чьи-то руки не принялись ее кормить.
Утром в отверстии кармана появилось лицо Николая. Оно показалось ей совершенно белым, до неузнаваемости чужим и неприятным. Она отвела от него глаза. Он тихо сказал «Аня» и надолго замолчал. Она сжалась, напряглась и с мучительным усилием, но внятно произнесла: «Зачем?» У него затряслись губы, она впервые заметила, какие они у него мягкие и большие, и это опять неприятно толкнуло ее. Он вдруг облизнулся и с болезненной улыбкой сказал: «Был сильный ветер, вытяжку завернуло за угол, и газ попал в приточную трубу... Я вынес тебя на руках...»
Она закрыла глаза и тихо застонала. Она не знала, как поступит потом, когда выйдет из больницы, но сейчас она не хотела его видеть.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Современное производство: труд и личность