Лариону Шумилину было двадцать пять лет, его лицо с резкими бороздами морщин на щеках, под глазами и на лбу, выбитые передние зубы и страшная худоба чахоточного человека являло собой больного старика, обреченного на смерть. Зато огоньки в глазах, прыгавшие искорки оттуда, говорили о высоко - напряженной внутренней силе.

Голос Шумилина был странно гулким, как натянутая шкура барабана. Не говорил - бил палками.

Бил зло с надрывом и выкриками, прерывая свою речь хриплым кашлем и плевками.

- Видно, товарищи, что мы собрались, неизвестно зачем. Никто, оказывается, ничего точно не знает. Как дальше действовать, тоже никому неизвестно. Эх, вы, собрались Тюха - Матюха, да подпирай Гаврюха, а время не ждет. Нет, товарищи, так не годится; прокламациями, которые мы сегодня рассеяли, да разговорами революция не делается. Революцию делают на площадях с оружием в руках, напором, хорошим ударом. Мы говорим, а черная сотня избивает наших товарищей. Мы читаем прокламации, а нас тысячами загоняют в тюрьмы, запарывают нагайками. Довольно, товарищи, одно из двух: или пополам, или вдребезги, как говорится...

Ларька стукнул о стол сухой ладонью, хотел что - то добавить еще, покраснел и закашлялся.

Андрейка вздрогнул, покачнулся в кресле, разнял веки над утонувшими в глубоком сне глазами и с недоумением уставился в спины рабочих.

Собрание шумело по-прежнему, клубы табачного дыма подпирали потолок.

Слышал в полусне голос Антона, потом все захлестнула неожиданно наступившая тишина.

Сваливши голову вбок, вытянув ноги, слегка посапывая носом, Андрейка вновь ползал по только - что пройденным улицам. Удивляясь тишине, он пытался подняться, но прямо на него лез на черной лошади казак, сбоку наскакивала и рвала за штаны собака, а позади выпирал высоченный забор, нужно было спасаться и лезть на огромную высоту. Андрейка цепко хватался за шершавые доски, забор под тяжестью тела с треском валился на землю, сердце, похолодев, уползало вниз живота.

Открывал глаза, осоловело поводил ими, шарил взглядом по углам опустевшей комнаты, замечал лежавшего на стульях Антона и успокаивался.

Едва рассвет толкнулся в открытые окна, Надя разбудила обоих. Уходя, Андрейка слышал, как она говорила Антону: «Демонстрация двинется от типографии Сытина часов с десяти. Тебе надо переждать и не показываться, за тобой следят. Ночевать можно у товарищей. Слышишь, Антон?»

Голос Нади перешел в тихий и ласковый шепот, как - будто бы она стояла у постели больного, уговаривая его принять лекарство. Андрейка перевернул на голове шапку справа налево, поглядел в сторону говоривших.

Остановившись в растворе двери. Надя протягивала к Антону руки, в глазах ее лежала хорошая теплая любовь, и опять на Андрейку пахнуло весной, живое солнце плавало на небе.

- Чисто - какая нянька.

Антон же сказал, застегивая куртку:

- Не могу, ты знаешь, зачем говорить, теперь нельзя скрываться, да и поздно, все равно уж. До свиданья, встретимся.

Дома недоуменная мать, у матери болит сердце, боязливо глядит в окна. Толкнется к Антону, от него к Андрейке и все ворчит, как заведенная.

- Пропадете вы, свербит на сердце, чую я.

Уходя, Андрейка заметил, как, поблескивая никелем, заряжал Антон револьвер. Передернула дрожь.

- Воевать будут заправски. Где и когда - не знал.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.