Рассказ
Эту историю надо начинать с весны прошлого года. В ту пору Санька Мураш, каменщик с шестого участка, ничем особенным не выделялся. Его густые рыжеватые брови, широкий рот с тонкими, плотно сжатыми губами, вздернутый нос, а главным образом высокая, чуть сутулая фигура если и привлекали к себе внимание, то лишь человека нового, впервые попавшего на стройку. В работе Мураш не обнаруживал ни усердия, ни рвения, и многие из ребят с жестокой откровенностью называли его человеком пустым и на стройке совершенно случайным. Имя Мураша не упоминалось ни на собраниях, ни в приказах и в полном виде своем – Александр Петрович Мурашов – было известно лишь бухгалтерии да Санькиному дружку – такелажнику Ване Букину. Для всех остальных он был или Мурашом, или просто Санькой.
Правда, Ваня Букин не уставал доказывать, что в двадцать три года человеку незачем опережать события, что у Мураша все еще впереди и скрытые возможности якобы дремлют в нем до поры до времени. Иногда он ссылался на кого-либо из парней, уже прославившихся на всю Сибирь, утверждая, что их тоже не с пеленок грели лучи славы. Однако убедительность данного аргумента была ничтожной: все знали, что на стройке Мураш с первых, еще палаточных дней, и никто не мешал ему на себе испытать, сколь благодатно действуют на человека помянутые лучи...
Однажды Ваня Букин высказался даже в том смысле, что стоит Мурашу захотеть – и завтра же весть о его таланте всколыхнет всю Сибирь. Это уж было слишком, и ребята откровенно рассмеялись. Такелажник спокойно переждал смех, а потом в разъяснение туманного тезиса о таланте поведал ребятам о некоторых, никому до этого не известных этапах Санькиной жизни.
По словам Вани Букина, Санька вырос в детдоме, где-то на Волге, кажется, в Горьком. Ему шел одиннадцатый, когда, решившись на побег, он устремился в южные края, по вполне понятным соображениям избегая спальных вагонов прямого сообщения... Его сняли с тормозной площадки где-то у Каховки, худого и черного, как галчонок. Так он попал в Джанкойский детдом. Южный климат Мурашу не понравился, тянуло назад, на Волгу. Но тем не менее он терпеливо переносил жару целых три лета. Столь длительный срок пребывания в условиях нежеланного климата объяснялся просто: парнишку захватила страсть... Впервые в жизни увидав в детском доме аккордеон, Санька три года не выпускал волшебного инструмента из рук, оказавшихся поистине золотыми. Его даже отправили куда-то в особую школу, чтобы обучить музыкальной грамоте, но, так и не доехав до места назначения, Санька неожиданно сделал пересадку и вернулся в родные края... В последующие годы, закончив ремесленное и работая на разных стройках, Мураш время от времени брал в руки аккордеон, но играл он все реже и реже. Это охлаждение к музыке Ваня Букин связывал с отсутствием стимула...
Трудно сказать, соответствовал этот рассказ действительности или был чистейшим вымыслом. Но Ваню Букина слушали с почтительным вниманием, не перебивая ни единым словом. Более того, рассказ тут же пошел по кругу и стал известен чуть ли не всем строителям.
В сущности, тут-то и начинается эта история...
Дня через два к Ване Букину подошла Наташа Мишина.
– Ты говорил, – обратилась она. к такелажнику, – будто Мураш играет на аккордеоне?
Был час обеденного перерыва. Ваня Букин, только что опорожнивший две бутылки кефира и пребывавший в отличном расположении духа, любезно ответил, что его, Ивана Букина, еще никто никогда не уличал во лжи.
– Проведи меня к Мурашу, – попросила Наташа. – Он, кажется, на шестом?..
Только в эту минуту Ваня Букин осознал, какой гнев может обрушиться на его несчастную голову. Этой худенькой девушке, крановщице с седьмого участка, поручили вести кружок художественной самодеятельности, и она без устали вылавливала среди сотен ребят и девчат обладателей золотых рук и серебряных голосов. Ваня Букин помолчал, собирая блуждающие мысли, потом вздохнул, мысленно назвал себя идиотом и нехотя побрел на шестой участок, где работал Мураш.
Устроившись возле штабеля бетонных плит, Санька Мураш безмятежно дремал. Прикоснувшись к его плечу, Наташа возвратила каменщика в мир реальности и, не тратя времени попусту, спросила, слышал ли он что-либо о кружке художественной самодеятельности.
– Нет, – кратко ответил Мураш и, зевнув, добавил, что лично его больше всего на свете волнует кружок закройщиков.
Ваня Букин рассмеялся, показывая тем самым, что даже в тревожную для него минуту он не лишается чувства юмора... Оставив без внимания и слова Мураша и Ванин смешок, Наташа откровенно призналась:
– Понимаешь, нет у нас аккордеониста.
Мураш резанул взглядом Ваню Букина, достал папиросы и закурил. Щеки такелажника покрыла легкая бледность. Выпустив несколько колечек дыма, Санька минуты две спокойно любовался, как таяли они в неподвижном воздухе.
– Я как-то раз одиннадцать колечек запустил, – любезно сообщил он, чуть оживляясь. – С приятелем на четвертинку поспорили... А ударник у вас уже есть?
– Какой ударник? – насторожилась Наташа, мало эрудированная в области музыкальной специализации.
– Темнота, – поморщился Мураш. – Ну, барабанщик... – И тут же, изловчившись, постучал пальцами по бетонной плите.
– Мураш...
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.