Времени на обычную разминку – узнавание новостей и всякие шуточки – на этот раз не было. Под строгим взглядом Тимоши все расселись быстро и по своим надлежащим местам.

Председатель колхоза, председатель сельсовета и бабушка Акулина, председатель колхозного женсовета, осознавая важность грядущего разговора для судеб Тимоши и, пожалуй, всей деревни, расположились по бокам от Тимоши и тотчас для солидности и порядку взяли в руки карандаши, покручивая их и постукивая ими, хотя писать ничего не собирались.

Еще более чинными, сосредоточенными и даже суровыми выглядели комитетчики, которые устроились за длинным, застланным зеленым покрывалом столом.

А на черном кожаном, с проплешинами от старости диване – на лобном месте, как именовали его столько уж поколений тех, кому – эх, эх! – доводилось быта> приглашенным на заседание комитета отнюдь не за наградами, сидели они, частушечницы. Всех их, кого только углядел в темноте или распознал по голосам, зазвал Тимоша. Думали они еще вчера о такой вот на сегодня выпавшей им участи?! Едва ли... А то бы, ясное дело, не сели.

Сообщение, а скорее всего, речь, доклад – можно по-разному назвать то, с чем, тщательно подготовившись, обратился к ним Тимоша, – был по-настоящему взволнованным. А что ему, комсомольскому секретарю, оставалось делать? Терять, во всяком случае, ему было нечего. Заседание комитета оставалось последней для него надеждой восстановить свой пошатнувшийся среди односельчан – а также и в Ее глазах – авторитет и не подкачать перед райкомом. Это понимал не только Тимоша...

Но никто, даже три председателя, не ожидали от него такой подготовки. Не только каждая фраза, но буквально каждый жест, взгляд, движение рук или, к примеру, бровей, весь, короче говоря, никогда не виданный в этом кабинете набор отточенных приемов, выдававших настоящего оратора, трибуна, рискнем даже употребить столь редкое слово – вития, был использован им, без всякого преувеличения, с великим искусством.

Сперва нежно, едва ли не с мольбою в голосе и во взгляде обратился он – просительно и уговаривающе – к частушечницам. Испробовал еще дома тщательно отрепетированное – нечто между недоумением и вроде бы сожалением. Резко сменив прием, – психология, психология! – Тимоша проникновенно, выразительно, выстраданно – еще бы! – изобразил личную обиду. Затем, когда ввел в бой рассудительные доводы и неотразимые аргументы, голос его то звенел металлом, то наполнялся едким сарказмом, то плавился лестью, то рассыпался участливым призывом («Поимейте же совесть!»), то гулко отдавался грозным приказом...

Лейтмотив, говоря по-научному, его проникновенного выступления сводился, пожалуй, к одному: «Вам, молодым, но уже передовым, не место по вечерам на улицах со своими впопыхах сочиненными шуточками-частушечками... Чего это вы за меня взялись? Неужели поважнее дел нету?!»

А ничто не помогало. Девушки ерзали на отведенном для них лобном месте, явно подавленные великолепием ораторских приемов, но не поддавались. Сидели растерянные, краснея, потупившись под всеобщими укоризненными и осуждающими взглядами, перебирали в смущении, как это и полагается, кончики своих нарядных, специально на комитет одетых косыночек, но – поди же ты! – не сдавались. Сперва просто молчали, потом односложно отнекивались, затем категорически отклоняли мольбы, просьбы, требования, ничуть не внемля призывам и увещеваниям, приведя, впрочем, будем объективны, некоторые – в оправдание своей такой непреклонной неуступчивости – причины.

Тимоша почувствовал: «Все, конец! Я потерпел полное поражение!» И лишь машинально поглаживал лежащее перед ним на столе райкомовское письмо, полученное утром, словно желая почерпнуть через прикосновение к бумаге с печатью новые силы. Но было это, он и сам догадывался, бесполезно. Сил не прибавлялось... Его жалкая коса неудавшегося оратора нашла на твердый камешек... Искры были, а огня он не высек... Эх, правду говорят: без спотычки и конь не пробежит!

Жалко, прямо сказать, было видеть в пух и прах разбитого Тимошу. Благо еще, что никто, кроме присутствовавших да нас с вами, не лицезрел его в таком подавленном состоянии. К счастью, в протоколы не принято, как известно, вписывать строчки, воссоздающие внешний вид комсоргов, опустившихся до конфуза и посрамления.

Но есть, есть все-таки счастье в жизни! И оно пришло... Это неспешно поднялась, опережая, однако, всех остальных председателей, бабушка Акулина. Добродушно покряхтывая, спокойно и вразумительно помянув что-то о прошлом и сказав что-то про будущее, бабушка Акулина вконец усовестила девушек, притом так, что они, ничуть не сговариваясь, сказали в голос дружно то, чего так долго не мог добиться от них Тимоша.

Тимоша ощутил в своей ликующей душе не только покой и счастье свершенного, но – он помнил о необходимости надлежаще оформленного протокола – и решенного.

– Ах, бабушка Акулина, спасибо ж тебе, дорогая ты моя бабушка Акулина, сердечное! – совсем не по-кабинетному произнес он. И все хорошо поняли его радостные чувства.

6. Не стало больше по вечерам частушек, но это вовсе не конец истории

Весть о прошедшем заседании комитета комсомола разнеслась по деревне с быстротою молнии. Уже к полудню даже на отдаленных фермах узнали о счастливом для Тимоши решении. И отметим, что все здесь – и стар и, как говорится, млад – дружно, единодушно и без особенных споров одобрили заключенное соглашение, похвалили настойчивость Тимоши, мудрость бабушки Акулины и проявленную девушками готовность пойти на мировую.

Да, удовлетворение было всеобщим. Нашлись, правда, маловеры. Но где их нет? Они – ох, уж эти всезнающие и обо всем заранее догадывающиеся скептики! – мрачно предрекали неминуемое поражение Тимоши. Их брюзжащие речи выглядели примерно так:

– Как знать, как знать, чем все это кончится... Бумага, она такая, все стерпит, а вот девчатки-певуньи, они на все при случае горазды. Глядь, и сорвутся... Молодые, им-то что? Ох, что-то будет...

По всему, однако, выходило, что девушки слово свое держат. Дней десять – ни одной частушки и ни одной частушечницы по вечерам. Правда, вроде бы кто-то видел, как после работы, умывшись и приодевшись, девушки тайком сходились к хате бабушки Акулины. Но только зачем, почему? На эти вопросы никто не мог дать вразумительного ответа.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.