Салтыков-Щедрин

Много переживаний Салтыкову доставила попытка «принять должные меры» во время кайских «беспорядков» 1852 года. Он сам признавал, что, когда служба поставила его в прямые отношения к «живым силам народа » – взбунтовавшимся крестьянам, он «робел и мешался». Но в конечном счете он в рапорте-отчете оправдал действия крестьян, находившихся «в самом бедном положении», и нашел необходимым «скорейшее наделение их землей». Новый вятский губернатор Семенов остался очень недовольным этим рапортом, хотя для характеристики экономического положения вятского крестьянства он давал верные и весьма ценные сведения. Они интересны и современному исследователю.

Продолжая работу по подготовке статистического описания губернии, Салтыков побывал в некоторых уездных городах. Всюду он находил знакомую картину «служебной ненадежности» и злоупотреблений. Главный источник местных доходов заключался в городских имуществах и оброчных статьях. Поэтому Салтыков, заботясь о развитии хозяйства городов, требовал от Дум изыскивать дополнительные «статьи» для обложения сбором или устройства торгов. Из Орлова сообщали, что таких «статей» нет, между тем при ревизии сам Салтыков нашел «участок земли на городском выгоне... находящийся в безгласном пользовании градского головы». Думе пришлось внести участок в оброчные статьи.

При ревизиях Салтыков находил подобные злоупотребления и в других местах. Он постоянно требовал своевременного ремонта городских здании, бережного отношения к лесам и питьевой воде, ходатайствовал о наделении выгонной землей, о строительстве казарм, пожарных сараев и проч. Эти заботы помогли накопить и целесообразно израсходовать на благоустройство вятских городов много средств.

Вятка, расположенная на высоких холмах левого берега одноименной реки, недаром признавалась «одним из лучших губернских городов». Салтыков назвал ее в «Губернских очерках» Крутогорском. При Салтыкове в городе появились новшества: спирто-скипидарное освещение улиц (вслед за Петербургом), пожарная команда, регулярно устраивались спектакли и концерты. На одном из концертов «прекрасной игрой на фортепьяно» отличились сестры Болтины – дочери вице-губернатора. Возможно, что тут и произошло знакомство Салтыкова со своей будущей невестой – Елизаветой Болтиной.

Многочисленные ходатайства об освобождении Салтыкова неизменно отклонялись. Поэтому он решил «исподволь обзаводиться домом», готовясь жениться на Болтиной, которая к тому времени переехала с родителями во Владимир. Салтыков завел «премиленькую пролетку», пару лошадей и прочую «принадлежность». Для напоминания о себе и с учебной целью Салтыков посылал невесте листы написанной им «Краткой истории России». Изложение доводилось до царствования Петра Великого. Некоторые оценки (например, деятельность Ивана Грозного) и выводы указывали на то, что Салтыков внимательно изучал статьи журнала «Современник» и другие печатные источники, имевшиеся в Вятке.

В одну из поездок Салтыков встретился в Уржуме с медиком Иваном Георгиевским. В студенческие годы Георгиевский состоял секретарем и чтецом известного стихотворца графа Д. И. Хвостова. Вместе с графом Георгиевский бывал на столичных обедах и вечерах, где немало досаждал гостям чтением новинок из обширной «хвостовиады».

На титульных листах своих сочинений Хвостов писал: «Люблю писать стихи и отдавать в печать», или «За труд не требую и не чуждаюсь славы». Одна из эпиграмм его (возможно, на Георгиевского) гласила:

На врача

Чтоб ты лечил меня, слух этот, верно,

лжив.

Я жив.

От Хвостова Георгиевский перенял многое, но писал, видимо, не стихи, а разного рода «обличения», возражая начальству «неприличными укоризнами и дерзостями». В Уржуме Георгиевский находился в тюрьме «за отъявленное поношение и непокорство власти». Ждали решения Сената.

Некоторые жалобы Георгиевского разбирались при Салтыкове в губернском правлении и признавались неосновательными «по бездоказательности и затейливости». Личность этого «протестанта» запомнилась Салтыкову и послужила явным прототипом для одного из героев «Губернских очерков». В 1859 году Георгиевского сослали в Тобольскую губернию.

В Уржуме, Слободском, Орлове и других городах Салтыков встречал немало чиновников, состоявших под следствием по делам о наборе рекрутов, обвинявшихся в казнокрадстве, растратах и наглых поборах. Галерея подобных персонажей запечатлена в его произведениях, но, конечно, в обобщенно-художественной форме.

В конце 1854 года Салтыкову поручили расследование секретного дела о раскольниках Ситникове и других. Салтыков сообщил брату: «...придется мне ездить много и далеко... я должен буду шляться по лесам и рискую даже жизнью». Ему довелось побывать в десятках поселков, в раскольничьих центрах и в самых далеких углах. Документы дела составили семь томов. На одной из страниц дела мы видим впервые фамилию... Щедрина.

По ходу следствия Салтыкову пришлось встретиться с казанским купцом Трофимом Тихоновичем Щедриным, который подозревался в тайных связях с раскольниками-старообрядцами. Протокол допроса вел сам Салтыков. Купец отверг все обвинения и вообще держался с большим достоинством. В протоколе вслед за полной подписью Щедрина появился росчерк «Советник Салтыков». Фамилию умного старика (ему было 74 года), «крепкого в убеждениях», Салтыков увековечил в качестве своего литературного псевдонима. Уже через год появились «Губернские очерки» под именем отставного надворного советника Николая Ивановича Щедрина. Цикл этих очерков, написанных на вятском материале, и другие произведения Салтыкова сделали его имя широко известным.

В ноябре 1855 года новый царь – Александр II согласился «дозволить Салтыкову проживать и служить, где пожелает». «Работая день и ночь», Салтыков сдал в канцелярию числившиеся за ним бумаги, в том числе и многотомное дело о раскольниках. Затем он поспешил освободиться от домашних вещей, уступая их соседям за бесценок или просто даром, и 24 декабря 1855 года покинул Вятку.

«Я оставляю Крутогорск, – писал он в «Губернских очерках», – передо мною растворяются двери новой жизни, той полной жизни, о которой я мечтал, к которой устремлялся всеми силами души своей... И между тем внутри меня совершается странное явление! Я сльщгу, я чувствую, что какое-то неизъяснимое тайное горе сосет мое сердце... «Ужели я в Крутогорске оставил часть самого себя?» – спрашиваю я себя мысленно. Но текущие по щекам слезы, но вырывающиеся из груди вздохи красноречивее слов отвечают на этот вопрос! Да! Не мог же я жить даром столько лет, не мог не оставить после себя никакого следа!»

Служебных бумаг Салтыкова много, они еще мало изучены. В них отражаются лишь внешние черты местной жизни и совсем слабо – связи писателя. В картотеке «Вятское окружение Салтыкова» учтено около тысячи фамилий. Конечно, многие из них лица случайные, но их масса составляла «среду обитания», которая повлияла на жизненный опыт и творчество Салтыкова. Неоспоримым было влияние его на вятичей. Некоторые из его друзей имели хорошие библиотеки, считались знатоками театра и музыки, были причастны к литературе и науке.

Насколько удалось выяснить, ближе других к Салтыкову были: врачи Н. Е. Щепетильников, К. В. Пупарев, Н. В. Ионин, чиновники И. И. и С. И. Драверты, Н. К. Калайдович, В. А. Короваев, В. Е. Круковский, К. К. Людевиг, К. К. Марниц, Е. О. Федосеев (отец Н. Е. Федосеева – одного из первых русских марксистов), М. Я. Чайковский, учителя А. П. Тиховидов и Ф. С. Томилов, некоторые ссыльные (Л. Беликович, Г. Каменьский). У потомков этих лиц могли остаться дневники и записки о старой Вятке, письма Салтыкова и к нему, книги с его автографами и проч. Поиски продолжаются.