Салтыков-Щедрин

Почти в каждом томе произведений Салтыкова можно встретить что-нибудь вятское: типичную фамилию, характерную деталь быта, приметы топографии и топонимики. Вятские картины и воспоминания Салтыкова запечатлены не только в «Губернских очерках», но и в «Невинных рассказах» (крутогорский цикл: «Приезд ревизора», «Утро у Хрептюгина», «Святочный рассказ»), в цикле «Для детей» («Годовщина» и «Добрая душа»), в «Мелочах жизни» («Счастливец», «Имярек»), в «Письмах о провинции» (письмо двенадцатое), в рассказах «Тихое пристанище», «Мастерица», «Тяжелый год», «Игрушечного дела людишки» и других произведениях.

Первые вятские читатели Щедрина настойчиво пытались выяснить подлинные фамилии «пропечатанных». В героях Щедрина здесь узнавали следующих лиц: князь Чебылкин с семьей – губернатор Семенов; генерал и генеральша Голубовицкие – губернатор Середа и его жена; Порфирий Петрович Порфирьев – советник казенной палаты Макаров; Разманов-ские (в «Приятном семействе») – семья прокурора Шиллинга: Фейер – городничий Дрейер. По другим признакам добавлялись: Линкин – учитель Томилов, Живновский – исправник Живицкий, Дер-нов – чиновник Резунов, Загржембович – чиновник Родзевич, Проймин – лекарь Ионин. Вятский полицмейстер Баумгартен был весьма похож на щедринского Кранихгартена, жена чиновника Циолковского – на «крутогорскую звезду» Немиолковскую. В щедринском Горехвастове можно было разглядеть сосланного в Вятку князя Енгалычева – вымогателя и обманщика. Персонажи «Просителей» тоже напоминали реальных лиц: Перегоренский – уржумского медика Георгиевского, Гиршель – мещанина Мармера, сосланного за ябедничество. В «Тяжелом годе» советник Птенцов – это чиновник Воробьев, Яков Астафьевич – советник Алфеевский, Буеракины – отец и сын Батурины, Семионович – чиновник Микульский, Песнопевцев – учитель Тяыгинский, Щелкоперов – старообрядец Ельчугин, Фурначев – чиновник Тиньков.

Щедрин использовал часто встречавшиеся тогда здесь фамилии: Бурков, Гирбасов, Дернов, Желваков, Захватеев (здесь – Захватаев), Ижбурдин (Ижболдин), Клочьев (Колчин), Колотов, Корепанов, Налетов, Пафнутьев, Половников, Призоров (Прозоров), Размахнин, Скопищев (Скопин), Сокуров, Черезов и другие.

Более близкое знакомство с прототипами по документальным материалам показывает, что Салтыков давал в своих героях сатирическое обобщение, а вовсе не портреты конкретных лиц. Кроме того, он часто смещал хронологию и места событий, служебные ранги и отношения. Так, например, подлинный Семенов («князь Чебылкин») не был расслабленным старцем, не имел перезрелой дочери – княжны Анны Львовны. Чиновник Техоцкий только созвучен «подлинному» Тыкоцкому, далеко не «жениху», многодетному титулярному советнику... Поэтому картины, рисуемые Щедриным, нельзя принимать за исторически точные свидетельства.

Салтыкова знали многие: город в 1855 году имел всего 14 тысяч жителей, а чиновники были на виду. С теплотой и благодарностью он писал в рассказе «Добрая душа» о знакомой мещанке Анне Марковне Главщиковой (в «Губернских очерках» она названа Палагеей Ивановной). Очень возможно, что это была вдова его квартирного хозяина Раша: «С той минуты, как переступил порог этого дома, на душе у меня как-то повеселело. Как будто кто-то издалека улыбнулся мне и прилелеял меня, как будто давно затерянный и вдруг обретенный друг крепко-крепко прижал меня к груди своей». Воспоминание об этой беспредельно доброй вятской женщине, как писал он, «будет благословенно для меня до конца моей жизни».

Салтыков умел сосредоточенно и продуктивно работать. Помимо «Статистических описаний городов», он готовил три годовых отчета по губернии, отчет о выставке 1850 года и множество других служебных бумаг (об устройстве почт, о работных домах и проч.). Он занимался переводами политических сочинений Токвиля, Шерюэля и Вивьена, изучал трактат Беккария «О преступлениях и наказаниях», написал заметки «Об идее права», а для сестер Болтиных – уже упоминавшуюся «Краткую историю России». Не забывал он и литературы: написал (или закончил) рассказ «Брусин» (опубликован лишь в 1890 г.). Сохранилась еще его рукопись художественно-автобиографического характера («Вчера ночь была такая тихая...»), в которой упоминаются персонажи будущих «Губернских очерков». Это дает основание считать, что в Вятке, в тихой комнате домика Раша, Салтыков делал первые наброски знаменитой книги.

Салтыков как-то сказал литератору П. В. Быкову: «А вы знаете, за что я себя ценю? За первые вещи, написанные лучшей кровью сердца и где я, что бы ни говорили, настоящий художник».

После отъезда Салтыков писал в Вятку очень немногим, но в 1869 году прислал Вятской публичной библиотеке собрание своих сочинений. Так он отметил двадцатилетний юбилей своего «вятского плена».

После Салтыкова вятская жизнь еще долго почти не менялась. Многолетний сослуживец Салтыкова чиновник М. С. Мусерский через четыре года писал в «Вятских губернских ведомостях» (22 августа 1859 г.):

Чувствуешь – давит тебя

Будто кошмар беспокойный:

Вязнешь как будто бы ты

В тине гнилой и застойной.

Видно, уж климат такой

В нашем краю, как когда-то

Где-то его описал

Острый сатирик Плутато.

В строке имя выделено курсивом. Как видно, среди вятского чиновничества Салтыкова называли «Плутато», вероятно, по какой-то его остроте. К сожалению, найти подробностей об этом пока не удалось.

По рассказам старожилов, «подчиненные Салтыкова, особенно канцелярская «мелкота», глубоко уважали его за понимание безотрадного их положения и за сочувствие. Служащие в его отделении были счастливее других в получении пособий и наград. За это он был требователен к ним».

Единственным из найденных пока писем Салтыкова в Вятку приходится считать его ответ сослуживцу И. Н. Кошурникову. Вряд ли писатель помнил его. В 50-х годах Кошурников недолго служил в губернском правлении, а потом работал в земстве и жил в Котельниче. Здесь он открыл библиотеку, в которой часто собирались ссыльные. Случалось, что он рассказывал им о знакомстве с Салтыковым. В январе 1883 года Салтыков прислал Кошурникову список своих книг с указанием цены и места выписки.