Ручьи весенние

- За кулеш, Грунюшка, героя не дают... А вот уж кому бы стоило давать звезды, так это прицепщицам. Трактористке что? Она в кабине... А прицепщице действительно достается. Посиди - ка день - деньской под проливным дождем, покрутись, как сорока на колу!... - Повариха зябко передернула худенькими плечиками. - Давайте, милые, подолью вам горяченького...

Девушки не отказывались. Живая, всегда подвижная Груня ела молча, вся отдавшись ощущению тепла, разливающемуся по телу.

Наконец девушки наелись и отдали Кате миски. Груня завернула в клочок бумаги ложку и сунула за голенище.

- У нас это оружие всегда под рукой, - пошутила она.

Пока девушки обедали в кабинке, дождь сменила настоящая пурга.

- Чего доброго, снова застынет наша залежь. Как ты думаешь, Поля? - спросила Груня трактористку.

- Не застынет, она знает, что нам сеять надо...

Повариха направилась к другому трактору, а Груня, проводив ее взглядом, взобралась на железное сиденье плуга. Нахохлившись, она ждала, пока Поля Цедейко, сменившая Акулину Губанюк, тронет машину.

Работая с Полей, Груня не волновалась: их машина ежедневно перевыполняла норму, хотя Поля никогда не торопилась, не кричала и не ругалась, как Акулина.

Резкие порывы ветра то и дело заставляли Груню вздрагивать. Ей хотелось, чтобы трактор поскорее тронулся с места, тогда она положит руку на рычаг, будет смотреть на лемеха и думать: когда думаешь о хорошем, забываешь о холоде. Но Поля все еще возилась в кабине... Может быть, вздремнуть на минутку? Ведь за пять часов она так натряслась на своем плуге, что и сейчас еще чудится, будто земля колеблется под ногами.

Кажется, Груня действительно вздремнула, потому что, когда она открыла глаза, вспаханная залежь из черной превратилась в серую. «Хоть бы скорее трогала Поля».

Наконец мотор заревел, и маленькая прицепщица снова закачалась на железном сиденье. Снова ветер и снег секли лицо и руки.

Когда загон кончился, Груня подняла рычаг и перевела плуг в транспортное положение, точно в рубежной борозде: она знала, что агроном Вера Стругова и бригадир Маша Филянова любят, чтобы у поля были ровные края.

На повороте, где пурга била не в лицо, а в правый бок, стало намного легче. Груня протерла глаза и отряхнулась. От встречного ветра коченели колени, но на следующем повороте, когда пурга будет дуть в спину, она немного отогреет их.

Обратный путь почему - то всегда казался Груне вдвое короче, точно трактор шел под гору. Шипя под лемехами, отваливались маслянистые пласты; покачиваясь, словно в лодке, прицепщица внимательно следила за глубиной отреза и рельефом залежи, то заглубляла, то приподымала лемеха. Ее пахота - ходи агроном с линейкой хоть весь день - одинакова везде. Не затем Груня Воронина ехала из Москвы на Алтай, чтобы плохо работать!...

Но это уже начинались мечты, и Груня спохватилась: мечтать она будет, когда снова поедет навстречу пурге.

Поворот кончился, и вновь ударила в лицо, засвистела, завыла пурга, точно бесясь от злобы, что не может сорвать с сиденья маленькую девушку с окоченевшими пальцами и слипшимися от снега ресницами.

Запустив плуг, Груня решает: «Теперь можно» - и отдается воспоминаниям.

... В памяти всплывают годы детства. Рано лишившись родителей, Груня жила вместе со старшей сестрой Люсей. Разные они были люди. Груня работала, стремилась стать самостоятельным человеком, а Люся все искала случая удачно выйти замуж. Стыдно было за нее, но высказать свое осуждение старшей сестре, от которой во всем зависела, Груня не решалась. Люся вышла замуж за студента, но вскоре развелась с ним, узнав, что он решил променять многообещающую аспирантуру на скромное положение сельского учителя.

Когда Груня сказала, что собирается ехать на целинные земли, Люся стала ее отговаривать. Переписывались они редко. В одном из последних писем сестра сообщала, что познакомилась с главным инженером какой - то промартели. «Правда, он уже в летах, но квартира ив трех комнат...»