Детектив. Перевод с французского - Мария Малькова и Владимир Григорьев
— Вы хоть раз катались на машине с приличной скоростью? — спросил я у Эллен.
Мы только что свернули с песчаной подъездной дорожки «Кантри-Клаба» на 49-е шоссе.
— Иногда разгонялась даже до ста двадцати.
— Это чепуха. Следите за спидометром — когда стрелка дойдет до ста пятидесяти, дайте знать.
— Вы нас угробите, — очень спокойно заметила она.
— Вполне возможно, если лопнет шина!
В этом месте 49-е шоссе стрелой прорезает безлюдную долину. Августовскую ночь укутывал густой мерцающий сумрак. Асфальт мягко поблескивал в рассеянном желтом свете фар. Я сидел за рулем своей новой «игрушки» — длинной и приземистой, с лобовым стеклом, похожим на корму корабля.
Скорость постепенно росла. Сквозь свист ветра и шум мотора доносился ровный голос Эллен: «Сто двадцать... сто тридцать... сто… сто пятьдесят пять…»
Далеко впереди я заметил фары приближающейся машины и убрал ногу с педали, — скорость упала до восьмидесяти. Затем свернул вправо и остановился на обочине. Эллен, удобно вытянув ноги, все еще не могла оторвать взгляд от спидометра.
— Смелости вам не занимать. Ну, и как, понравилось?
— Да. Мне просто необходимо было немножко расслабиться. У вас есть сигареты? Мы молча закурили. Насколько я понял, девушка удрала с приема, чтобы поговорить со мной, а потому не хотел ее торопить — пусть начинает сама. Нечасто случалось мне оставаться наедине с Эллен Робинсон: мы встречались в клубе, иногда — у общих знакомых, обменивались парой слов... но не более.
Между нами стояло что-то вроде семейной вражды. Противостояние Спенсов и Робинсонов началось задолго до нашего рождения, и наши предки не сомневались, что, едва появившись на свет, мы будем так же инстинктивно ненавидеть друг друга. Отец упорно прививал мне отвращение к Робинсонам, а я, несмотря на все его старания, так и не почувствовал ни малейшей неприязни к Эллен. В семь лет у нее были белокурые косички, очаровательные голубые глаза, и она лазила по деревьям и играла в мяч, как мальчишка. Эллен мне нравилась. Но всякий раз, увидев, что я играю с дочкой Робинсона или провожаю ее после школы, отец устраивал мне суровую взбучку. В конце концов, я решил, что это слишком дорогая плата за дружбу. Теперь Эллен — двадцать два, а мне — двадцать семь, и уже много лет, по обоюдному молчаливому согласию, мы избегаем встреч.
Зачем она напросилась ко мне в машину? Я испытывал врожденное недоверие ко всему, что исходило от Робинсонов, постоянно ожидал от них какого-нибудь подвоха и частенько оказывался прав. Эллен куда больше походила на дядю Эндрю, главу клана, чем на своего отца, судью. В ней чувствовались те же хладнокровие, упорство и неистовая жажда победы. Намекая, что не прочь прокатиться с ветерком, она, конечно, знала, что совсем недавно я приобрел новую мощную машину. Из чистого любопытства я уступил и теперь ждал, когда она, наконец, заговорит.
— Пора возвращаться в клуб, — вдруг сказала Эллен, — нас могут хватиться.
По идее, мне следовало возразить, что торопиться некуда, но вместо этого я потянулся к зажиганию: «Как вам будет угодно».
Она задержала мою руку.
— Подождите! В конце концов, все это неважно.
— Ну, хорошо. — Я снова откинулся на спинку сиденья. — Так о чем вы хотели поговорить?
Не ожидая такой прямоты, Эллен вздрогнула.
— Вы меня терпеть не можете, да?
В 10-м номере читайте об одном из самых популярных исполнителей первой половины XX века Александре Николаевиче Вертинском, о трагической судьбе Анны Гавриловны Бестужевой-Рюминой - блестящей красавицы двора Елизаветы Петровны, о жизни и творчестве писателя Лазаря Иосифовича Гинзбурга, которого мы все знаем как Лазаря Лагина, автора «Старика Хоттабыча», новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Как люди в КНР набирают тексты
Особенности российского книжного бума
Картина «Апофеоз войны»