– Вашего брата во дворе собирают. А ну пошли!
И мы пошли во двор, и там «мои» юнкера сдали свои винтовки...
– Когда начался штурм, – рассказывает П. Г. Савлук, – я вместе со все ми бросился на Дворцовую площадь. Стрельба была не очень сильной, я
даже не видел убитых. В Зимний я не прорвался, так как всем туда и невозможно было попасть, столько на площади было народу. Я вошел в небольшой отряд, и нас послали патрулировать улицы, вокзалы, чтобы был порядок.
– А я еще долго ходил по Зимнему, – продолжает Вельченков. – В какой-то момент ночью, когда еще собирали юнкеров, слышу, говорят: «Ведут». Смотрю, ведут министров Временного правительства. У кого пальто надето, у кого просто на плечи накинуто. На площади их окружила толпа. Кричат все, чувствовалось, могут учинить самосуд. Но кто-то из красногвардейских командиров приказал нам оцепить министров в три ряда, и пошли мы таким порядком сначала по Миллионной, а потом свернули на набережную Невы. Разъяренная толпа отстала, и мы поняли, что для сопровождения министров в Петропавловскую крепость так много охраны не нужно, и я с несколькими солдатами вернулся на Дворцовую площадь.
Баррикады из бревен уже разбросали, повсюду горели костры, и люди грелись у огня. Какой-то штатский в кожанке, по всему видно, командир, подошел ко мне, говорит:
– Солдат, иди к той вон двери часовым.
Там уже было трое часовых. Задача наша: смотреть, чтоб никто не выносил из дворца ничего. Но революционный народ проявил высокую сознательность, и мы задержали только одного солдата: хотел чайник серебряный вынести. Уже совсем рассвело, когда я отправился в казарму отдыхать...
Временное правительство было арестовано в два часа десять минут ночи с 25 на 26 октября.
«Этой же ночью, – пишет в своих воспоминаниях В. Д. Бонч-Бруевич, – самокатчик привез в Смольный донесение главнокомандующего Подвойского о взятии Зимнего дворца и об аресте Временного правительства. Владимир Ильич находился в то время в комнате Военно-революционного комитета. Тут были Сталин, Дзержинский, Свердлов и некоторые другие товарищи. Узнав о победе, все закричали «ура», дружно подхваченное сотней красногвардейцев, находившихся в соседней комнате. Через минуту крики «ура» уже неслись отовсюду...
– Туда, к массам! – сказал Владимир Ильич.
И мы двинулись цепочкой по широкому коридору Смольного, до отказа набитого людьми...
В зале заседаний Смольного собирается митинг»...
— В Центральном Совете фабрично-заводских комитетов я засиделся за полночь, – рассказывает К. Г. Аршавский. – Настроение у всех было приподнятое, возбужденное. А когда пришла весть, что Зимний пал, началось всеобщее ликование. Мы проработали всю ночь и утро. Время летело быстро. Когда товарищи сказали мне, что сейчас в зале заседаний будет выступать Ленин, я спустился на второй этаж. У дверей зала толпилось много народа, но пройти внутрь, видимо, не удавалось. Я пробился к двери. У нее дежурили знакомые красногвардейцы.
— Товарищ Аршавский, проходи.
И я, не будучи делегатом съезда, вошел в зал. Ильич был на трибуне. Узнал я его с трудом: отсутствовала бородка. Ведь незадолго до восстания Ленин, скрываясь от шпиков, должен был сбрить бороду, загримироваться, носить парик...
Ленин говорил о самом сокровенном: о мире, о земле. Я посмотрел на сидевших в зале рабочих, солдат, крестьян, матросов. Они с каким-то особенным, непередаваемым воодушевлением слушали речь своего вождя, вождя только что свершившейся революции...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.