Рейс к дому

— Эй, тыловая братия! Спите на ходу!

Лена затравленно озиралась. Она не узнавала эти искаженные страхом и злобой лица...

— Меня тоже!.. На землю хочу!.. К нему!.. В прохладу!

Демченко стучал костылем по спинке кровати и самозабвенно орал:

— И меня! Меня! Бегом вокруг палатки, чтобы ветром обдувало... Мужички-тыловички... Бегом, клистирные трубки!

Санитары все так же сидели там на земле за носилками, понурив головы. Уши у них горели. Кожа на стриженых затылках покраснела.

— Вы с ума сошли? — удивилась Лена. — Это вы им кричите? ИМ! Да они вас как детей выхаживают... Не спят по четверо суток...

Она опять закашлялась. Потом сдавленным голосом проговорила:

— Ты бы лучше свою историю закончил. До самолета ровно сорок минут.

— С трубой? — оживился Демченко.

— Как ты в канаве ползал... Все-таки — героическое прошлое. Не учи молодых нарушать дисциплину.

— А... — Демченко устроился поудобнее. Ему очень хотелось заглянуть туда, в угол палатки, к носилкам, стоящим на земле. — Дальше — обычное дело. Швырнул я свои две гранаты и назад — к машине. Сидят мои необстрелянные в беэмпешке, бледные, первую помощь «старикам» оказывают. Хотел я на них накричать, чтобы командирский голос был для них посильнее стрельбы душманской, да на часы поглядел. Елки-папки, всего пять минут прошло! Я-то думал, что больше часу в этой канаве кувыркаюсь. Смолчал... А тут в нашу корму «бурубахайка» уткнулась...

— Что уткнулось?

— Бурубахайка, — с удовольствием сказал Сергей. — Водички можно?

— Это от слова: «буру бахайр», — добавил Ренат. — Означает: «счастливого пути». И мне пару глоточков... Грузовики афганские мы так называем.

— Как говорится, на ловца и зверь бежит, — продолжал Демченко. — Взяли мы у доривара — шофера, значит, немного бензина, завелись...

— Сережа! Ванечка! — строго пропела Лена.

Старшему лейтенанту сразу вспомнилась школа, когда учительница так же одергивала расшалившихся учеников.

— Ванечка! Держись, милый. Немного осталось.

— Укол? — шепотом подсказал ей Григорий.