- Когда сын мой родился, Охтенского моста ещё не было, а Троицкий был деревянный, а меня уже считали старым профессором. Я сидел тогда в кабинете, писал. Жена рожала дома. Прибежал товарищ, говорит: «Сын родился, и какая у тебя копоть». А я писал и не заметил, что лампа коптит и петролей в лампе почти выгорел. Петролей тогда, дорогой мой, ещё керосином не звали, возили в цистернах, и на каждой цистерне было своё имя, как нынче на пароходах, только имена были священные: Будда, Магомет, Конфуций, - а цистерну с именем Христа полиция не разрешила. Бывало, идут такие цистерны, их везёт паровоз длинный с трубой. А сын через окошко читает названия... Теперь сын мёртвый.

Теперь всё иное, вот останешься, как сосна в лесу, а все деревья без листьев, а сосна будет жива, а ей холодно, я нового многого не понимаю, у меня упрямство стариковское.

Вдали бомбили, вдали отвечали зенитки. Молодёжь слушала старика - профессора, понимая, что это он их утешает, не хочет уехать в ссоре.

- Вот пошла мы, товарищи, к обезьянам. Рафаэль сидит, рассматривает синюю губу нижнюю, он так любил её топырить. Чешется Рафаэль, прыгнул потом, и глаза блестят, а сосредоточиться не может, торможения нет.

Смотрит Иван Петрович и говорит:

- Какая прекрасная хаотическая молодая жизнь!

И у него на глазах слёзы.

Пошли, на плечах у нас простыни тяжёлые.

- Рак, - говорит Иван Петрович. - Разрастаются в организме отдельные клетки: клетки - паразиты, клетки - эгоисты, - и гибнет человек. Так народы и государства, потерявшие разум, хотят вытеснять других, они говорят, что это рост организма, но это рост рака.

Значит, Иван Петрович всё время думает о сыне. Вижу я, что он идёт в главное помещение. На вешалке много пальто, котелки: иностранцы приехали, будут выражать соболезнование.

Входит Иван Петрович, дверь открывает, часы бьют девять. Он сам был, как заведённый, никогда не опаздывал. В двенадцать ЧАСОВ всегда вытаскивал из кармана часы И вздрагивал. Это потому, что читал он всю жизнь в Ленинграде в военно - медицинской академии лекции, а на Петропавловской крепости рядом пушка в полдень била. Большое значение имеют, товарищи, привычки. На этом воинский порядок стоит. Привыкайте всё исполнять до конца так, чтобы это уже было вне сознания, чтобы привычка вас держала, чтобы вытесняла она страх.

Профессор вводит в беседу анекдот

- Как же поможет, товарищ доктор, в бою привычка? - спросил боец.

- А вот как. Служил я военным врачом на крейсере. И вот что у нас рассказывали, это ещё про старое время, когда корабли ходили на парусах... Засвистит боцман в дудку: «Все наверх!» - и какая бы ни была буря, лезут матросы на мачты. Корабль качает, реи за волны цепляют, может быть, а они там наверху потому, что приказ.

Так вот что рассказывают. Потонул раз военный корабль под Севастополем... Вот потонул фрегат, а боцман был на том фрегате праведник и прямо из воды попал в рай. А матросы были пьяницы, и прямо их души из воды в ад попали...

Сидит боцман в раю день - хорошо, два - хорошо. На третий день скучно без команды. Докладывает он об этом херувиму, тот доложил серафиму - так пошло по команде к богу, что, мол, боцман просит команду к себе.. И вниз идёт резолюция: никак нельзя, потому что команда уже получила своё назначение: кто на вертеле сидит, кто в смоляном озере, и вообще всякий получает своё удовольствие. Опять хлопотал боцман - полный отказ. Вылез он тогда из рая через забор - для матроса это невысоко, - попал в ад. Подаёт донесение главному черту: выпустите, мол, команду.

Полный отказ.

Тогда рассердился боцман, вынул дудку и просвистел сигнал: «Все наверх!» И тут команда - кто из смолы, кто с вертела, кто из огненного озера - разом все наверх, и все одеты по форме. Собрал их боцман, и пошли они, куда надо. Дело простое - условный рефлекс. Понятно?

- Забавно, но понятно, - сказал раненый.

- Так вот, слушайте дальше. Иван Петрович никогда не опаздывал...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.