- Что это? - спросила вдруг девушка. - Слышишь?
- Это скрипит сосна на острове. В дерево ударила молния и расколола его надвое.
- Точно чайка плачет над морем...
- Существует поверье, что погибшие моряки превращаются в чаек. Они кричат о том, как горько им вдали от родного дома. В крике чайки - боль разлуки.
- Ты говоришь по-книжному, но мне это нравится. Есть вещи, которые не выразишь обычными словами... Ты много читаешь?.. Я тоже. Мне кажется, мы будем друзьями. Тебя как зовут? Игорь?.. Внушительно. А я - Ия. Странное имя, не правда ли?
«Странное, но красивое, как и все в тебе. И немножко грустное. Ия... Всего два звука. Мягкие, певучие гласные. «И я» - если разделить их и переставить ударение. И я живу на свете, и я хочу, чтоб мне светили солнце и звезды, и я мечтаю о счастье... Как напоминание кому-то, как просьба быть великодушным, словно кто-то пытается лишить тебя всего этого...»
Игорь греб мерно и сильно, откидываясь назад всем телом. Остров был рядом. Нос лодки шурша въехал на мокрый песок.
Длинный, длинный день. Остров под зелеными парусами. Волны. Ветер. Скрип сосны, похожий на крик чайки. Ия...
Игорь не сумел передать неповторимость восхода, вернее, нарисовать его таким, каким он был в то утро. Торопясь и непривычно нервничая, он наносил на бумагу мазки, стараясь запечатлеть мгновение, когда нижний край солнечного шара отрывается от горизонта, и с огорчением видел, что краски сегодня непослушны ему. Там, где рождалось солнце, небо было закреплено тучками, утро супилось, как невыспавшийся ребенок, а на альбомном листе ликовал праздник; победно надув румяные щеки, трубила в горны громкая радость. Его восход упрямился, не желая иметь ничего общего со своим сонно-хмурым оригиналом.
Поздно вечером, вернувшись домой, Игорь сделал в дневнике записи:
«Восемь часов. Увидя, что я захлопнул альбом, она предложила прогуляться. Я показал ей грот, который открыл в прошлый четверг. Он образован корнями гигантской сосны, подмытой волнами и упавшей в озеро. В гроте сухо и светло. Он тесен. Мы забрались внутрь. Ия стояла так близко ко мне, что я, не протягивая руки, мог бы коснуться ее плеча. От плеча веяло теплом. Было удивительно здорово!»
«Потом мы купались. Плавает она не очень хорошо. Несколько раз ее с головой накрывала волна. Потом показывалось бледное, испуганное лицо. Ия суматошно била ладошками по воде, спеша к берегу. А мне все хотелось, чтобы она начала тонуть по-настоящему. Тогда бы я кинулся к ней на выручку и спас бы ее, рискуя жизнью. Или, еще лучше, ценой своей жизни...
Но об этом я, конечно, только подумал. И так, наверное, я произвел на нее впечатление человека старомодного, со смешными порывами, безнадежно погрязшего в отвлеченной романтике. Это мне часто ставит в упрек мама. Да и в школе посмеиваются... Пора исправляться!»
«Мы отыскали самую высокую точку острова. Он весь лежал у нас под ногами. Неподалеку качалась обугленная, полумертвая сосна. Она стонала так страшно, что я невольно предался невеселым мыслям. А тут еще увидел неглубокую, с осыпавшимися краями траншею, которая осталась со времен войны. Ия тоже как-то заскучала и сказала, что ее отец погиб на фронте, когда ей было всего два года.
Я ухватился за эту ниточку и задал ей несколько вопросов. Она приехала в Слободу надолго - вот что главное. Впрочем, некоторые ее ответы огорчили меня. Например, то, что она студентка, учится в Московском университете, на филфаке... А что представляет собой моя персона? Жалкий пацан. Восьмиклассник. Его, правда, уже пускают на картины, которые детям до шестнадцати смотреть не дозволено, но только благодаря высокому росту, а не потому, что он перешагнул уже заветный рубеж.
Мы стояли друг против друга, разделенные траншеей, и этот неглубокий ровик казался мне бездонной пропастью.
У меня тоже отец погиб, когда мне было два года. Я знаю его только по фотокарточке, которая висит над маминым письменным столом. Он погиб в пятьдесят третьем, при выполнении спецзадания. Папины друзья, очевидцы его гибели, рассказывали, что его самолет, загоревшийся высоко в небе, падал на землю пылающим факелом...
Я часто рисую себе картину: ночь, черный лес на горизонте и самолет, подобный падающей звезде («О сын мой, плачь: еще звезда скатилась!»). Это прекрасно - в свой смертный час стать факелом, освещающим небо и землю.
Вдруг Ия сказала: «Посмотри-ка, что там такое!» Я прыгнул в траншею и увидел в песке череп, вымытый дождями до пергаментной белизны.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.