Который успел постареть, прежде чем добился первой выставки
Книга отзывов накалена страстями, вспыхнувшими на первой персональной выставке Чудина. Отзывов масса, но нейтральных, вежливо-равнодушных среди них почти нет. Яростное отрицание в форме императива «закрыть это безобразие» опровергается волной восторженных оценок; эмоции перемежаются попытками с ходу анализировать увиденное. Вплоть до подытоживания впечатлений парадоксом: «Чудин понятен тем, кто очень хочет понять то, что в принципе понять нельзя».
Выходит, Виктор Чудин штурмует небо, пытается перейти грань отпущенного природой? Запомним пока постановку этого непростого вопроса. Может быть, в дальнейшем мы сможем нащупать подходы к верному ответу.
Полистаем книгу отзывов:
«Манера живописи криклива, краски режут глаз, картины написаны наспех».
«Спасибо за радость, за художественную многоликость, за встречу с большим, добрым талантом». «Глубокая, сочная живопись. Такие люди, как Виктор Чудин, делают мир чище и честнее».
Добрые, точные слова множатся, наступают. Они явно побеждают неприятие. Но лучше всего говорит о себе сама живопись. Изобразительный язык Чудина далеко не всегда ординарен, он требует ключа, умения сопереживать, вникать в замысел, просто доверять художнику. Вот картина «Зимой. Тюльпаны». Что это — пейзаж, натюрморт, декоративное панно? Да пусть все вместе и ничего в отдельности — живописные находки художников часто идут впереди теории. Полюбуемся лучше изысканными оттенками белого и красного, их гармоничным бегом по картинной плоскости.
Лучат полнокровную радость зимние пейзажи, полны лирических переживаний летние. Неожиданны портретные решения, хотя порой и кажется, что внешние эффекты заслоняют собой психологическую разработку образа. Больше всего поражает богатство и разнообразие приемов поэтизации природы, отсутствие одной, раз и навсегда взятой на вооружение манеры письма. И что удивительно — всякий раз находка своя, незаемная.
Когда надо, художник крепко, уверенно строит форму, рисует с уважением к законам линейной перспективы. Ряд натюрмортов и пейзажей убедительно доказывает это. Есть у Чудина работы, пластика которых основана на графических ритмах. Но главное средство выразительности для живописца — цвет. Цвет, понятый как активное начало в противовес простому копированию натуры.
В разговоре Чудин вспомнил, как во время одного из первых уроков живописи в Саратовском художественном училище «вмазал берлинскую лазурь в кринку с молоком». Строгий педагог Владимир Антонович Белонович не одобрил эксперимента. Да Чудин и сам с головой погрузился в натурные штудии. Это было в начале пятидесятых годов. В классах на стенах висели образцы — рисунки медных тазов, проработанные до малейших царапин. Чудин доверчиво, до конца прошел весь путь к достижению иллюзорности. Й убедился: радость творчества на этом пути терялась. «Это знал еще в прошлом веке учитель русских художников Павел Чистяков, — объяснил Чудину Белонович, — он любил говорить, что если подойдешь совсем близко к натуре, то окажешься далеко от нее...»
Низкий, земной поклон художнику-передвижнику Боголюбову! Это он совершил гражданский подвиг: на свои средства построил в Саратове здание и открыл первый в России провинциальный музей, наполнив его дивными коллекциями. Мальчишке из села Донгуз Чудину было чему поучиться у старых русских и западноевропейских мастеров, было на чем воспитывать глаз.
А собственно саратовская художественная традиция? Чудин близко познакомился с творчеством таких взращенных саратовской землей художников-силачей, как К. Петров-Водкин, В. Борисов-Мусатов. П. Кузнецов, П. Уткин...
Но не только саратовскими живописцами увлекался Чудин. Он внимательно приглядывался к М. Врубелю и К. Коровину, к французским импрессионистам. Учился — и продолжал искать свое. Не всегда ему сопутствовала удача. Иногда он словно подходил к границе очерченного, дозволенного самими принципами изобразительного искусства, пытаясь, встав на цыпочки и вытянув шею, увидеть; что там? Однако принципы, они и есть принципы. Плата за их нарушение неизбежна. В некоторых картинах Чудина, как воспоминание об этом балансировании на краю изобразительности, встречается режущая глаз цветовая жесткость, краска вместо тона, заметны самодовлеющее искажение форм и нарочитая дисгармоничность композиции. Но в целом утвердился свой взгляд на живопись, взгляд вне сиюминутной конъюнктуры и слепых подражаний кому бы то ни было.
И вот вернисаж... Статьи в газетах, споры, обсуждения, подготовка телепередачи. Короче, признание. Все это хорошо. Но не поздновато ли? Только что прошедшая персональная выставка Виктора Чудина была приурочена к его пятидесятилетию. И это первая его выставка, если не считать «келейного» вернисажа тогда еще действительно молодого художника в редакции «Смены» в 1971 году. То, что Чудин талантлив, было абсолютно ясно даже неспециалистам и тогда.
Между тем и на местные-то выставки работы Чудина прорывались с трудом — по одной, по две... Кого отпугивала свободная игра творческой фантазии молодого художника? Почему он оказался | вне союза коллег по кисти, вне общецеховых интересов и профессиональных привилегий, где-то на окраине художественной жизни города? Чудин не раз стучался в двери Союза художников. Видно, не знал волшебного слова — двери остались закрытыми. И ему. лишенному мастерской, заказов и союзовских льгот, пришлось зарабатывать на жизнь и на недешевые, надо сказать, художественные материалы случайными оформительскими работами. Художники очень ранимы, они тяжело переносят травмы отвержения. Среди них к тому же трудно отыскать людей, удобных в повседневном быту. Но если доверие окрыляет творчески и помогает очищаться от личных недостатков, то равнодушие или тем более отрицание таланта могут только эти самые недостатки усугубить — такова железная диалектика причинно-следственных связей. Нечто подобное замедлило профессиональный рост Чудина, точнее, сдержало его большие потенциальные возможности. Мощный локомотив долго стоял без вагонов, на боковом ответвлении художественной магистрали. В Саратове не нашлось своего мудрого, терпимого и дальновидного Верроккио, который из юного сорванца и гуляки Сандро Филипепи, по прозвищу Бочонок, выпестовал изысканнейшего, всемирно известного живописца Алессандро Боттичелли.
Сейчас в Саратовском отделении Союза художников к Чудину относятся будто бы неплохо. Но что толку от пассивного доброжелательства? Персональную выставку художника организовали работники музея. Это целиком их заслуга, союз остался в стороне. И еще одна странность. Председатель Саратовского отделения СХ известный живописец Анатолий Васильевич Учаев объяснил мне, что для вступления в союз требуется участие не только в областных, но и в республиканских выставках. А кто, спрашивается, отбирает работы для этих выставок, кто рекомендует участников? Конечно, художникам виднее, каков должен быть порядок приема в союз. Но нельзя не видеть, что в данном случае образуется замкнутый круг: принять в союз нельзя, ибо нет участия в выставочной работе, а для выхода на республиканский уровень требуется поддержка союза. Почему же ведущие саратовские художники не поддержали делом и словом своего одаренного, много работающего собрата?
Если для достойного содержания реликвийных домиков выдающихся мастеров прошлого Кузнецова и Борисова-Мусатова их землякам нужно развязывать мошну, то Виктору Чудину требуется главным образом внимание. Да и не он один нуждается в нем. Специалисты называли и другие имена, показывали интересные работы Владимира Солянова, Вячеслава Лопатина. Вадима Орлова, Юрия Машкова. Ведь в чем «феномен Чудина»? Попробуем разобраться, извлечь из него квадратный корень социальности.
От рева трибун, от винтом завинченных деловых будней, от избыточности самого города как среды обитания человек время от времени остро жаждет уйти в мир искусства, в мир природы. Он хочет припасть к земле — не принять горизонтальное положение на почвенном слое, а именно припасть к ней, к той самой стихии, что народ еще в древности окрестил так верно: «мать сыра-земля». Не бездумное забытье нужно человеку, а возможность без помех сосредоточиться на главном, помечтать, подумать о жизни, освежить уставшую от натиска урбанистики душу.
Вот как раз для таких сокровенных дел художники «зело потребны суть», если выражаться по-старому. Именно они, как носители культурной традиции, прикрепляют человека корнями к родной земле. Именно они, вбирая своими чувствительными, порой обнаженными нервами все самое существенное в окружающем мире, помогают остальным ориентироваться в его сложных явлениях. Наконец, художники учат нас не только смотреть, но и видеть, а главное — чувствовать. Отсюда небывалый взлет интереса к изобразительному искусству, выставочный бум с километровыми очередями, погоня за изданиями по живописи, за открытками и марками с репродукциями картин, умножение рядов самодеятельных живописцев, коллекционеров и просто любителей. Еще двадцать — тридцать лет назад этюд мастера русской школы можно было приобрести за- десятку, а термин «музейная тишина» был в большом ходу у сатириков, желавших побольнее уязвить застойный дух какой-нибудь забытой богом и людьми конторы. Теперь положение совершенно иное, и это прекрасно. Так и должно быть. Только нельзя упускать из виду: в безоглядной эксплуатации нашего не такого уж неистощимого культурного слоя таится и опасность. Разве мы уже не обожглись, и очень крепко, на аналогичных самонадеянных попытках насиловать природу, на преклонении перед якобы всемогущей машинерией? Знаменитая волжская стерлядь стала теперь исключительной редкостью на столах горожан. Если ее и можно увидеть, то только на гербе города Саратова. А все потому, что порою брали, вырывали, перекраивали бездумно — и обиделась, оскудела матушка-Волга.
Так и родники народных талантов. Они щедры, но без бережного ухода, без надежного и взыскательного присмотра глохнут, зарастают, иссякают. А вместо их чистой воды в ход идет химическая смесь заводского изготовления. Поставленная реклама, заманчивые этикетки обеспечивают суррогатам успех, родники же пробиваются больше самотеком, до людей доходит кое-что и кое-как. Тут есть над чем задуматься.
В экономике в условиях перестройки изыскиваются «противозатратные» механизмы управления и методы организации труда — хозрасчет, самофинансирование и т. д. В подобном механизме остро нуждается управление развитием культуры. Пока еще больше уповают на запретительные меры, делают ставку на всевозможные бюрократические ограничения и регламенты. А человек-то так же сложен и непредсказуем, как и его родительница-природа. Не слишком ли дорого обходится нам мнимое всезнайство в деликатной области «человеческого фактора»? Топором не производят нейрохирургические операции, в области искусства трудно обойтись одними шлагбаумами. Здесь нужен свой «противозапретный» механизм, который обеспечил бы выявление и нормальный рост талантов, их своевременный выход на широкую арену, стало быть, и весомую отдачу. Каковы должны быть детали этого механизма? Нужно думать всем вместе. Открытые публичные состязания живописцев, анонимные выставки-конкурсы, аукционы, художественные кооперативы, целенаправленные фонды, объединения любителей и общества поощрения художников — все должно быть пущено в ход, чтобы оживить и демократизировать художественный процесс, чтобы искусство таких даровитых живописцев, как Виктор Чудин, действительно принадлежало народу.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Молодые рабочие — Салам Дугушев, делегат XX съезда ВЛКСМ, бывший воин-интернационалист и Николай Чепурнов, кавалер ордена Трудовой Славы, бригадир комсомольско-молодежного коллектива, — ведут разговор о перестройке и жизни комсомола