Черная тень быстро приближалась к носу. Станков оттолкнул плечом рулевого и рывком переложил штурвал вправо. У левого борта проплыл громоздкий камень, почему-то не нанесенный на карту и не отмеченный маяком. Померанц вытер лоб. Золингман, с трудом улыбнувшись, сказал Станкову:

- Если б вы были девушкой, чиф, я бы вас расцеловал!

- Претстафьте, как мы встречаем на этом камне рассвет! - воскликнул Померанц. - Итальянцы со смеху померли б!

До Фамагусты, английской военно-морской базы на Кипре, пробирались недели три, в обычное время - немногим более суток хода. Встречали «Сахалин» на Кипре - торжественно, устроили шумный банкет. Привыкшие за долгие недели к тишине, «сахалинцы» глохли от шума и слепли от обилия электричества. Можно было говорить в полный голос, смеяться и даже петь. Вскоре пришло распоряжение - грузиться и следовать в Элизабет, Кейптаун, дальше в Атлантику и, возможно, домой. Узнав, что русские на Крит не пойдут, англичане заметно поостыли: сухарей, и тех было не допроситься. Но в портовых кабачках то и дело подходили к «сахалинцам» моряки: «Рашен? О!» - и поднимали большой палец. От Кипра до Порт-Саида все уже знали о героическом рейсе.

В Кейптауне решено было прорываться домой через Панамский канал. Но «Туапсе» вышел из Кейптауна раньше, и этот маршрут передали ему. «Туапсе» не повезло. Когда считали, что он уже на пути к дому, его торпедировала в Карибском море немецкая подводная лодка. Тех, кто прыгал с горящего судна в воду, подбирали голодные акулы. Оставшихся в живых спасло проходившее мимо шведское судно.

Итак, из танкеров остался один «Сахалин»...

Я слежу за Станковым и думаю, что нелегко береговым властям с упрямым этим капитаном. А уж если сделает он «стенку» со стармехом, то и вовсе ни с какой стороны их не взять - настоят-таки на своем. Но, в общем-то, кому лучше знать, что нужно танкеру? Станков носит четыре золотые нашивки уже четверть века. Это морская энциклопедия, где на «к» - все известные капитаны, на «л» - лоцманы всех портов, на «п» - причалы разных широт и так до бесконечности, только спросите. И спрашивают: капитан-наставник про какие-то уникальные английские карты, диспетчер - про новые ориентиры на трассе в Бразилию. Отдел кадров, со своей стороны, просит у Станкова старпома - в капитаны и второго механика - на приемку нового танкера. Если что Станкову не по душе, он сердито-неумолим. «Второго на приемку? Стармеха, и то б на эту приемку послать пожалел - очень рисковое дело. Не будет моей подписи...» Про старпома же сказал: «Жаль. Хороший был старпом и добрый будет капитан».

Станков вызывающе резок порой, но, пожалуй, всегда справедлив. Я вспоминаю, как возмущали его бюрократические придирки: «Моя подпись действительна во всех банках мира, а у нас ведро краски получить - и то только с судовой печатью». Или: «Позвольте мне самому знать, как лучше вести судовые журналы». Взывал и ко мне: «Вот вы посторонний человек, рассудите. Стоит у нас дорогой прибор - локсикатор. Стоит для того, чтобы в любой момент определить положение судна. Умная машина. Так нет, начальство требует от штурмана полного расчета по таблицам. А знаете, сколько это времени и бумаги? Зачем же, спрашивается, тогда прибор?» И я, конечно, возмущалась вместе с капитаном. Ведь когда на море тяжелые штормы, судно спасают не инструкции, его спасают опытность и воля капитана.

Станкова многие считают чудаком. Дерется и дерется человек всю жизнь. А уж так получилось, что ему, сыну дьячка, с юных лет пришлось драться - за право учиться, плавать, командовать кораблем. «Я в сорочке родился!» - посмеивается капитан. Ничто не пустило его на дно: ни доносы, ни разжалования, ни немецкие бомбы.

В начале войны его направили капитаном на маленький танкеришко «Стахановец». Пять месяцев под яростной бомбежкой и обстрелом возил он топливо севастопольской электростанции. Пять месяцев под носом у немцев туда-сюда. Старый тихоход в поединке с озверевшими «юнкерсами».

- Ну, они-то рассчитывали, что у танкера ход узлов десять-двенадцать, а у нашего «Стахановца» парадный был шесть, - вспоминает Станков. - Бомбы и рвались прямо по носу...

Нина Александровна, жена капитана, и сейчас прикрывает ладонью глаза:

- Каждый раз провожу и не знаю, вернется ли...

На них и смотрели, как на смертников. И каждое их возвращение было в общем-то чудом. А потом Федор Яковлевич ушел на «Сахалине», и было молчание - долгие-долгие месяцы.

Погиб «Ованесов», погиб «Туапсе». Израненный, где-то бродил «Микоян». Подводная лодка, торпедировавшая «Туапсе», сторожила у Панамы, пришлось идти в Буэнос-Айрес. Как только оторвались от Африки, навалились жестокие штормы. Танкер черпал кормой, как кружкой.

- Так у меня развалятся машины, - жаловался Петро Якимчук. - Когда пришли в Аргентину, очень смахивали на мертвецов - «Летучий голландец» и только. В танки накачали растительного масла, в трюм загрузили тонн триста подарков. Там были кожи, медикаменты, шерсть - дарили дорогое, от души. Заполнив танки, двинулись на юг, рвались домой. На всякий случай взяли лоцмана - если идти Магеллановым проливом. А вообще направлялись к мысу Горн: проливы всегда чреваты неожиданностями. Был серый, тяжелый рассвет. На вахте стоял Станков. Вдруг он заметил в тумане силуэт: похоже, Что большой сухогруз. Но сухогруз почему-то не отрывался от них, хотя скорость у него была вдвое больше. Станков объявил тревогу. А вскоре сухогруз обнаружил себя: гавкнули с борта орудия. Недолет, потом ближе и ближе.

- Звони в машину! - закричал Померанц. - Второй помощник, по сухогрузу пли!

Их старенькие пушечки, поставленные в Кейптауне, огрызались слабо и беспомощно. Воинственный сухогруз наседал, буквально хватал за пятки.

Радист Степа Пастушенко вопил на весь эфир: «SOS! SOS! Нападение на судно! Вооруженное нападение на судно!»

Видно, услышали его вопль: ударили тяжелые береговые пушки аргентинцев. «Сахалин» метнулся под защиту берега.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.