12 марта 1889 года родился Вацлав Нижинский

Сегодня, в век интернет-поисковиков и всеобщей доступности информации, трудно представить, что существуют вещи, порой великие и неповторимые, которых нам никогда не увидеть. И пусть герой нашей истории жил во времена, когда уже существовала фотография и съемка, у нас не осталось ни одного кинокадра, где мы могли бы увидеть это чудо – прыжок Вацлава Нижинского…

 Его не сразу приняли в Петербургское балетное училище. Сначала сказали, что слишком мал, и велели подождать пару лет. Эти годы дались его матери Элеоноре непросто. После расставания с мужем балерина труппы Варшавского театра осталась совсем без средств к существованию. Поскольку Томаш Нижинский не желал принимать участия в воспитании детей (их было трое – Вацлав, брат Станислав и сестра Бронислава), Элеонора, переехав в Петербург, постаралась «пристроить» их на казенное обучение. С Вацлавом, в итоге, получилось так, что на экзамене его данные были признаны довольно средними, но когда его попросили прыгнуть, ребенок продемонстрировал такой прыжок, какого преподаватели училища еще не видели. И для него началась совcем другая жизнь…

Шесть смен нижнего белья, три форменных костюма, два пальто, кожаные ботинки и легкие туфли для дома – об этом мальчишка из бедной семьи раньше мог только мечтать. Теперь же у него, надежды училища и будущей звезды Мариинского театра, все это было.

Однако вряд ли можно сказать, что жизнь Нижинского сразу стала безоблачной. Изнуряющий балетный труд и нелюбовь сверстников не сломили Вацлава, но научили его закрываться в себе. Он мало общался с соучениками, не старался выделиться чем-либо, хотя и так выглядел в жизни, по словам современников, довольно заурядно: невысокого роста, с раскосыми, чуть азиатскими глазами, с мускулистым, «балетным», телом. Но на сцене Вацлав полностью преображался, причем ничего для этого не предпринимая. Будучи человеком, мало наделенным собственными эмоциями, он сливался с образом, с эмоциями персонажа, что делало его то жалким Петрушкой, то соблазнительным Золотым негром, то очаровательным Альбертом. Он завораживал публику, в него влюблялись, и, встречая его вне сцены, многие не могли поверить, что именно этот невзрачный юноша еще недавно покорял сердца зрителей.

За два года до окончания училища Вацлава пригласили в труппу Мариинского театра – неслыханный прецедент, однако Нижинский, к удивлению всех, вежливо отклонил приглашение, испросив разрешения вначале закончить училище. В труппу Мариинского он, разумеется, все же попал – и танцевал вместе с Николаем Легатом, Тамарой Карсавиной и даже Матильдой Кшесинской – примой не только императорских театров, но и императорских сердец.

А Нижинский, попав в театр, тоже довольно быстро устроил свою судьбу, правда, не совсем так, как было принято в то время. С другой стороны, можно сказать, что он принял обычную в театре формулу поиска влиятельного покровителя. Однако в его случае это была не влиятельная дама, а представитель «другого Петербурга», князь Павел Дмитриевич Львов. У Нижинского стали появляться дорогие подарки, он часто «кутил» в ресторанах, хотя было ясно, что все это ему довольно скучно. Львов, по-своему искренне его любивший, решил не мучить Вацлава таким образом жизни и вскоре, удостоверившись, что «мальчик» попал в «хорошие руки», оставил его.

Руки же назвать хорошими можно было лишь условно.

В 1909 году, протанцевав сезон в Мариинке, Вацлав Нижинский отправился в Париж вместе с Сергеем Дягилевым, чтобы открыть первый сезон «Русского балета». Об именах напоминать вряд ли стоит: Анна Павлова, Ида Рубинштейн, Бакст, Бенуа… и Нижинский.

Стоит сказать, что успех Нижинского во многом был определен и временем, в которое он появился на мировой сцене. Классический балет тогда, если не умирал, то агонизировал, потому что был сугубо женским, «сладким, кремовым». Мужчины в балете считались «костылями», то есть нужны были исключительно для того, чтобы поддерживать балерин. Но новому веку требовалась интрига, конфликт, и лучшим выходом стало противопоставление женскому балету равноправного мужского.

Так появился Михаил Фокин, танцовщик и балетмейстер, готовый ставить спектакли, которых не было прежде. И танцевал в них Нижинский, приводя публику то в восторг, то в ярость. Но больше всего восторга и ярости вызывал он у своего главного зрителя – у Сергея Дягилева.

Богатый, барственный, импозантный,  Дягилев по-своему любил Нижинского и заботился о нем. Он, как никто, понимал, что самостоятельность этому таланту противопоказана. За пределами сцены Вацлав часто не знал, чем ему заняться, куда пойти, что сказать. У него, безусловно, было собственное мнение относительно многого, только вот не было у такого «человека в футляре» привычки выражать это самое мнение. И Дягилев держал его, по мнению многих, в золотой клетке. Не столько из желания постоянно видеть при себе эту «райскую птицу»,  а, скорее, пытаясь оградить «птицу» от жестокого мира. К тому же, он был очень ревнив и приставил к Нижинскому некоего Василия, которого отпускали только тогда, когда рядом с Вацлавом был сам Сергей Павлович. В прочее время Василию было предписано «лишних людей» к Вацлаву не допускать, а все визиты гостей согласовывать прежде с самим Дягилевым…

Говорят, что ревность – проявление любви. Наверное, это и была любовь. Только любовь губительная, не сделавшая счастливым ни Дягилева, ни Нижинского.

Полностью приняв тот факт, что талант Нижинского является его, Дягилева, собственностью, Сергей Павлович решил раскрыть новые его грани и предложил Вацлаву заняться режиссурой.  Это было уже в 1912 году, но до этого произошло событие, еще больше «привязавшее» Нижинского к Дягилеву.

В 1911 году Вацлав танцевал в Мариинском театре Альберта в балете «Жизель». Танец его, разумеется, был безупречным, а вот костюм – нет. Альберта привыкли видеть в коротких штанишках, скрывающих его половую принадлежность, а Нижинский был одет в колет и трико – костюм, выполненный по эскизам Бенуа, и выглядел при этом довольно вызывающе.

А вот дальше мнения расходятся. Кто-то говорил, что присутствовавшей на спектакле вдовствующей императрице Марии Федоровне костюм показался вопиющим, и она повелела уволить «бесстыдника».  Кто-то уверял, что виной всему была интриганка Кшесинская, которой не понравилось, что дуэт с ней Нижинский променял на танец с юной Тамарой Карсавиной. Ходили слухи, что именно она передала повеление вдовствующей императрицы уволить Нижинского, хотя Мария Федоровна такого распоряжения не давала. Так или иначе, Нижинский был уволен из Мариинского театра. И полностью попал во власть Дягилева.

Имея в труппе прекрасного танцовщика, Сергей Павлович решил превратить его в режиссера. Для постановки был выбран «Послеполуденный отдых фавна» Дебюсси. Всего 12 минут музыки, но за эти 12 минут Нижинский показал совсем другой балет, тот балет, к которому зритель был просто не готов, – балет двухмерного пространства, лишенный классических основ, балет, где идея нового танца куда важнее музыки.

Нижинского, разумеется, не поняли. Он был освистан, хотя некоторые его и поддержали, в частности, Огюст Роден, который впоследствии хотел изваять скульптуру Вацлава. Работа не была окончена, так как ревнивый Дягилев постоянно под разными предлогами отменял сеансы позирования.

«Не пошел» у зрителей и спектакль 1913 года – «Весна священная». Был ли тому виной сам Нижинский, или музыка Стравинского и декорации Рериха, теперь уже не узнать. Но зал снова свистел, зрителей, не выдерживавших рваной музыки и страстной энергетики танца, выводили из зала…

Нижинский был раздавлен. Он страдал, окончательно замкнулся в себе и думал, думал… Бог знает, какие мысли крутились в его голове, но считают, что именно в это время безумие начало проникать в него.

В этом подавленном состоянии он отправился с труппой на гастроли в Южную Америку. На этот раз Дягилева рядом с ним не было. Сергею Павловичу нагадали, что ему суждена смерть от воды, поэтому он отказался от многодневного путешествия на пароходе. И произошло то, чего так боялся Дягилев – Нижинского… увели.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.