Тему рока, проходящую у Толстого через весь роман и образно звучащую в музыке Щедрина, воплощает в балете станционный мужик с его необычной пластикой и значимостью. Ни в одной драматической постановке он не фигурирует, а в балете очень выразителен.

С интересом прочла в газете «Правда» слова Т. Н. Хренникова: «Анна Каренина» – спектакль, развивающий лучшие традиции реалистического театра и новаторский по своей сути». А вот что сказал А. В. Свешников по поводу «Анны Карениной»: «...драма Анны решается обобщенно: это трагедия человека благородного в мире лжи и общественной несправедливости». И далее: «Для меня несомненно, что «Анна Каренина» – новое слово в искусстве балета».

А потом была «Чайка». Балет, который я делала одна как хореограф. Трудно пришлось. Я ведь не профессиональный балетмейстер, а лишь профессиональная балерина. В то время твердо знала только одно – «Чайку» нужно решать какими-то новыми пластическими средствами. Понимала, что традиционные позы, арабески, кабриоли, набор всяких туров тут не подойдут. Чехов говорил: «Пусть на сцене все будет так же просто и так же сложно, как в жизни». Это и стало моей задачей, как подчас казалось, неразрешимой в балете. Но опять помогли музыка Щедрина и его либретто. Они диктовали ход постановки. Я поняла, что должна показать в спектакле атмосферу настроения и чувств, ведь чувства можно выразить только пластикой.

Не все приняли «мою» «Чайку». Думаю, большую роль сыграла инерция мышления и вкуса. А вот чеховеды, такие, как 3. Паперный, драматические актеры и режиссеры, среди них А. Эфрос и О. Ефремов, по нескольку раз были на спектакле и признали его сразу. Очень приятно для меня, что Евгения Михайловна Чехова, внучатая племянница Антона Павловича, позвонила после премьеры и сказала: «Майя, вы воссоздали дух моего детства».

Может быть, я поставила «Анну Каренину» и «Чайку» еще и потому, что со школьной скамьи мечтала стать драматической актрисой. Почему так, точно сказать не могу, но эта мечта до сих пор живет во мне как бы вторым планом. Уже в зрелом возрасте сыграла драматические роли: Бетси в фильме «Анна Каренина», певицу Дезере в «Чайковском». До сих пор убеждена, что балет и драма очень близки и взаимно дополняют друг друга. Результатом моей убежденности явился фильм «Фантазия» по повести И. С. Тургенева «Вешние воды» (режиссер А. Эфрос, балетмейстер В. Елизарьев). В истории нашего телевидения это первый такой опыт: пластика тела сливалась со словом или его предвосхищала и ему предшествовала, а иногда и заменяла. Всегда была уверена, что слово, наполненное большим эмоциональным смыслом, можно выразить движением. Хотела показать, что такой синтез имеет право на жизнь.

Да, так уж сложилась моя творческая судьба, что мне все время приходится что-нибудь доказывать, за что-то бороться. Мне ничего не дается легко. Вот так случилось и с фильмом «Фантазия». Обычный художественный строй картины вызвал много толков, подчас и отрицательных. Говорили, и это, пожалуй, самое мягкое из всего сказанного: «Ну, Плисецкая! Опять хочет кого-то удивить». А у меня была одна задача – доказать правомочность синтеза балета, кино и драмы. Теперь уже многие идут этой дорогой.

Хотя у меня на протяжении многих лет и выработался своеобразный иммунитет к диаметрально противоположным точкам зрения на мою работу, все же иногда задевает за живое. Но я всегда знала: время – лучший судья. И действительно, когда «Фантазию» показывали по телевидению лет через пять после премьеры, интерес к ней сохранился тот же, а отрицательных мнений и писем не было. Покривлю душой, если скажу, что мне безразлично, где, что и как говорят о моих работах. Как каждый артист, люблю и ценю успех. Он оправдывает мой труд. Правда, Пушкин сказал: «Ты сам свой высший суд!»

Так уж получилось в жизни, что все мои последние роли трагические: Кармен, Анна, Федра, Айседора, которую для меня поставил М. Бежар. Да и свою Чайку я отношу к этой категории. Казалось бы, определенная линия в моем творчестве, но нет, совсем не так. На мой взгляд, чаще всего роли рождаются случайно. Не натолкни меня Щедрин на мысль о «Чайке», наверное, никогда бы ее не станцевала. У меня никогда не было четкой, определенной программы. Исключение, пожалуй, только «Кармен», которую мечтала станцевать всю жизнь. А то, что мои персонажи в последнее время несут на себе печать гибели, – лишь простое стечение обстоятельств. С удовольствием бы станцевала и роль комедийную, был бы только подходящий материал. Если вспомнить мои школьные и первые годы в театре, то замечательный балетмейстер Л. Якобсон ставил для меня номера, как он говорил, используя именно мои комедийные способности. В одном номере я изображала китайца, зал помирал с хохоту. Танцевала и очень смешной номер под названием «Ванька-Танька» и остроумный на музыку Чайковского «Два сатира и нимфа». Об этом номере, имевшем шумный успех, жена Голейзовского, наша балерина Вера Васильева, сказала: «Ты мне больше никогда в жизни так не нравилась».

В искусстве многое непредсказуемо: я и другие думали, что буду танцевать Марию, а станцевала Зарему.

А ведь вот как получилось со спектаклем «Лебединое озеро», балетом, который вошел надолго в мою творческую жизнь. Дали мне роль в нем лишь через шесть лет работы в театре, а станцевала более пятисот раз.

Я за то, чтобы пробовать себя в разных ролях, непохожих друг на друга. Подчас очень любят артистам приклеивать «творческие ярлыки», часто совершенно несостоятельные. Уверена, нельзя зажать себя определенными рамками амплуа. Да существует ли сегодня оно, это амплуа, в балете? Мне кажется, лишь талант определяет на сцене сущность актера и его возможности. Творить очень трудно, беспокойно, но иначе неинтересно жить. Люблю контрасты. Человек и его образ на сцене интересны мне своей противоречивостью.

Когда меня спрашивают о моем идеале в искусстве, как-то затрудняюсь ответить на вопрос. Но есть актеры, перед искусством которых я преклоняюсь, есть и те, которых я просто люблю.

Я гастролировала во многих странах мира. Гастроли, в частности, мне подарили встречи с такими хореографами, как Альберт Алонсо, Морис Бежар, Ро-лан Пети, Серж Лифарь, Джером Робине. Поставленные для меня «Айседора», «Гибель розы» отвечали моему желанию работать с разными мастерами хореографической сцены, разных школ и направлений. Меня это художественно обогатило, показав новые грани в моем творчестве. С творчеством этих балетмейстеров я познакомила впоследствии и советских зрителей.

Когда меня спрашивают, волнуюсь ли я перед выходом на сцену, всегда говорю, что волнения бывают разные. Одно дело, когда дрожат руки и ноги, пересыхает в горле. Этого у меня не бывает. На сцене я себя чувствую лучше, чем в жизни. Но если скользкий пол сцены, неудобные балетные туфли, неровный, неудобный темп оркестра... Словом, волнуешься, опасаясь неожиданности.

Существует и настоящее актерское, духовное волнение. Оно должно быть в любом творчестве. Это волнение художника, музыканта, артиста за конечный результат, за то, что ты хочешь сказать людям.

В течение многих лет выхожу на сцену и всегда волнуюсь, как в первый раз. Я должна почувствовать дыхание зала, его ответную реакцию, потому что каждый спектакль для меня – как главный экзамен в жизни...

Записал Владимир Голубин.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.