Пробуждение

Я хорошо помню наш последний разговор с ним. Кончилось заседание пленума. Александр Васильевич зашел в свой, теперь уже бывший, кабинет. Следом зашла я. Мы долго разговаривали с ним. Он говорил, что не все кончено, что он будет писать Сталину».

Никто, кроме близких и родных, не в состоянии рассказать о днях, прожитых Александром после того зловещего пленума. Вот рассказ Марии Викторовны Нанейшвили, жены Косарева:

«Он вернулся с пленума в смятении. Но покоя не было и дома. Мы жили тогда на даче. Выйдешь в парк — за каждым деревом стоят, смотрят. Он говорит: «Я так не могу, поедем к маме».

Сели в машину. Обычно, когда подъезжали к КП, ворота тут же раскрывались. А тут заперты. Через какое-то время их все же открыли. Мы выехали. А за нами — хвост, другая машина. Мы — к Сашиной маме, а они — за нами. Саша говорит: «Что толку...»

Вернулись на дачу.

Так прошло три дня. На четвертый он пытался позвонить Сталину.

— Не волнуйся, Саша, — успокоили его из приемной. — Ты изнервничался, устал. Все будет в порядке. Пошлют на работу. Все обойдется.

Саша буквально ожил. «Поедем куда-нибудь, допустим, на Дальний Восток. Будем там работать». У него словно крылья выросли.

Потом мы поднялись к себе в спальню, слышим телефон — «дрын-дрын-дрын». Саша снял трубку — молчание. Звонит в ЦК комсомола дежурному: «Мне никто не звонил?» «Нет, никто».

Я говорю: «Саша, ты слышишь шаги на лестнице?» «Встань, посмотри», — отвечает. Я открыла дверь спальни.

Поднимается, никогда этого не забуду, человек в форме — и в носках! На цыпочках! С каким-то длинным, желтым лицом...»

«За «врагом народа» Косаревым приехал сам Берия, — вспоминает В. Ф. Пикина. — Кажется, это был первый случай, когда Берия присутствовал при аресте. Косарева он ненавидел».

Из рассказа Марии Викторовны Нанейшвили:

«Вот они вошли. «Товарищ Косарев, одевайтесь, поедем». Саша белый стал, прямо матовый. «Напрасно, — говорит, — это вы. Я честный человек». «Ничего — там разберутся. Поедем». Я спрашиваю: «А вещи какие-нибудь надо?» «Ничего не надо, завтра все передадите. Только скорей, скорей».

Когда его уже выводили, меня как молнией ударило. Я говорю: «Саша, подожди! Больше ведь не увижу...»