В УЧЕНИИ

«Мне было двенадцать лет, но я еще не освободился от детского представления о жизни в городе. Рассматривая этикетки мануфактурной фирмы, где был изображен весь вид фабрики «с птичьего полета», я узнавал в каждой фигурке идущих и едущих людей – своих земляков, и брата своего находил, и верил, что это именно они нарисованы. И этот ярлык с многоэтажным корпусом, с дымящими трубами, с подписью и золотыми медалями, от которого исходил незнакомый запах, дразнил мое воображение. Теперь я скоро буду в этом городе, буду жить в этих высоких корпусах, ходить по этим прямым дорогам. Выйду в люди».

(Афанасий Куликов. Из воспоминаний детства).

Ныла спина, занемели пальцы правой руки. В который раз подряд «Фонька» (так «ласково» величал Афанасия хозяин) копировал с образов различные части лица – нос, глаз, ухо. Устанешь за день на побегушках у хозяина, а вечером перерисовывай одно и то же: нос, глаз, ухо.

Он обнаружил способности и меньше других ребят, поступивших в учение в иконописно-парницкую мастерскую, получал подзатыльников. Меньше ошибался. А за каждый неверный штрих здесь били. Однако и способности не спасали Афанасия от регулярной, два раза в неделю, порки ремнем «по всем правилам этого симпатичного дела». Для порядка.

Перед сном пареньку вспоминались все незаслуженные обиды, скопившиеся за день, хотелось пожаловаться кому-нибудь родному, близкому. В такие минуты в памяти вставали мать, отец, сестры. Он закрывал глаза и старался представить что-нибудь хорошее из той, деревенской, своей жизни. И вспоминалось прошлое лето.

Приехал домой из Москвы повзрослевший и похудевший. Мать всплеснула руками: «Замучили парня в учении!»

Опять выдался урожайный год. В уездном городе Малоярославце, что расположился неподалеку от родной Исаковки, вишен была тьма, с урожаем не могли справиться. Все жители окрестных деревень отправлялись на подмогу. С песнями. Казалось, что весь город поет от зари до зари. Подводы, наполненные знаменитой «владимировской», шли в Москву нескончаемым потоком –

Этим летом Афанасий повстречал Ксюшу. До этого в деревне он ее не видел. Оказалось, она недавно приехала с родителями из Ростова. Девочка стояла на крыльце соседнего дома, когда он проходил мимо. В руках у нее была большая красивая кукла, такие покупали в городе. Афанасий засмотрелся. Она тоже посмотрела на него, и ее глаза расцвели на румяном лице, как полевые цветы. Такой ее и запомнил будущий художник и полюбил на всю жизнь...

Афанасий успешно и быстро освоил все премудрости писания «студеней», то есть ликов, рук и ног – все остальное закрывалось ризой. Его перевели в помощь мастерам: он растирал краски, готовил фунт, исполнял различные подготовительные работы. Юноша старался перенять все секреты мастерства и очень в этом преуспел.

Надо сказать, что на общем довольно среднем, ремесленном, фоне тогдашнего производства икон все-таки попадались редкие иконописцы, сохранившие лучшие традиции прошлого, благоговейное и бережное отношение не только к тому, что изображается, но и к материалу: доске, левкасу1, краскам. Работал такой живописец и в мастерской, где проходил «живописную школу» Куликов. .

Старый мастер учил, что растирать земляную «красочку» (он неизменно называл краску «красочкой») нужно обязательно пальцем, а не металлическим предметом, чтобы самому почувствовать, хорошо ли она измельчена. И обязательно в деревянной плошке – для того, чтобы грубые частички застревали в порах дерева и оставался только тонкий, как пыльца, порошок. Его-то и нужно было разводить родниковой (именной родниковой) водой и отстаивать в стеклянной посудине три дня. Говорил мастер и о том, что свинцовые белила, например, ни в какой другой, кроме родниковой, воде не растворишь и что цинковые белила дают особую чистоту и прозрачность цвета по сравнению со свинцовыми.

Афанасий старательно запоминал и закреплял на практике все тонкости искусства, преподанные ему иконописцем. Все это впоследствии очень пригодилось ему. В тяжелые послереволюционные годы, во время гражданской войны и восстановительного периода страна нуждалась в самом насущном. Трудно было и с бумагой и с красками. Между тем лубки Куликова, выполненные им в то время на плохой, серой, ломкой бумаге, и сейчас удивляют звонкостью, чистотой и яркостью раскраски. Оказывается, писал их художник собственноручно изготовленными красками, секреты приготовления которых запомнил еще с ученичества.

Похвала Серова

«В 1905 году призывался в солдаты, но был оставлен на год – «на поправку». Учился в московском Училище живописи, ваяния и зодчества под руководством художников: в головном классе – Корина и Горского, в фигурном – Касаткина и Милорадовича, в натурном – Архипова и Пастернака, в портретном – Серова и Коровина. За некоторые эскизы получал похвалы. «Из грязи да в князи». Ходил – земли под собой не чуял. Но как «бедному жениться – ночь коротка», так и учиться – некогда. Деревня требовала подачки. Давал 10 – 15 рублей в месяц, и сам у себя был на шее.

Мечтал научиться работать так, как Серов...»

(Афанасий КУЛИКОВ. «Автобиография»).

Пролетели пять лет учебы в иконописной мастерской. Куликов стал мастером. Теперь все именовали его не «Фонькой», а уважительно – Афанасием Ефремовичем. Сам хозяин, отмечая его таланты, предложил работу и хороший заработок. Но неугасимое стремление к настоящему искусству, желание серьезно учиться живописи и рисунку привели Куликова сначала в студию А. П. Большакова, а потом в Училище живописи.

Обстановка в Училище после подавления революции 1905 года сложилась непростая – декадентские и формалистические течения соседствовали с реалистическими. Отзвуки самого мрачного времени в истории русской интеллигенции проникали и в стены Училища.

Яростные споры между различными группировками и течениями о судьбах русского искусства не всегда рождали истину. И все-таки Училище было средоточием лучших представителей русской живописной школы того времени, которые последовательно отстаивали демократические традиции в искусстве.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.