В инструкции на этот счет сказано четко и ясно: неразорвавшийся стреляный снаряд подрывается на месте обнаружения. В исключительных случаях...

Четыреста тысяч снарядов. бомб, мин было обрушено фашистами на Ленинград. Четыреста тысяч! Те, что, не разорвавшись, засели в стенах домов, под фундаментами зданий, на проезжих частях проспектов, во дворах школ, музеев, больниц – все это исключительный случай.

Чудище, начиненное взрывчаткой;.. Как уничтожить тебя, если вокруг тысячи людей, что склонились над станками и чертежными досками, что хлопочут на кухне у плиты или в зале, где пощелкивает электронно-счетная машина, тысячи людей, которые продают хлеб, слушают рассказ о картинах Серова, идут по улицам, покупают новое платье, торопятся во Дворец бракосочетаний!;.

Исключительный случай... Это значит: Виктор Демидов и его товарищи должны уметь взять в объятия самою дремлющую смерть, не разбудив, увести подальше от людей и там разделаться с ней один на один. Раз и навсегда.

Виктор смотрит на снаряд. Верхолазы, видимо, сдвинули его. Теперь он готов взорваться в любой миг. Теперь медлить нельзя ни секунды. Нельзя ждать, пока товарищи придут на помощь. Сегодня все надо делать самому.

Стодвадцатикилограммовая громада засела между стропилами, фермами, кусками кровли. Толстый, острый на конце железный прут уперся в взрыватель. Сколько миллиметров осталось, чтобы прут коснулся капсюля? Пять, три, один?

Виктор пытается подобраться к тупому рылу снаряда. Замерзшие, так и не отогревшиеся пальцы пытаются отковырнуть жесть кровли, оттянуть железный прут. И пока руки делают эту работу, Виктор думает. Подать назад. На два сантиметра. Дальше нельзя. Перевесит и рухнет. Надо страховать. Веревка. Две петли, два узла. Хорошо бы блок через ферму.

Теперь уже не холодно. Капельки пота проступили на лбу. Запотели очки.

– Вот проклятые!

Надо протирать стекла.

Сейчас он сидит на ферме, обхватив ее ногами. Надо сдвинуть снаряд. Во что бы то ни стало. Он тянет его на себя. Еще раз. Еще. Снаряд трогается с места. Не назад. На полмиллиметра вперед. Дрожат стропила: где-то прошел трамвай. Сколько теперь от взрывателя до жала железного прута? На скулах Виктора играют желваки. Ничего. У Малой Вишеры было труднее...

Это было год назад. Позвонили. – Говорят со сто шестого километра. Здесь, у насыпи, засыпанный колодец, в нем ящики. Что делать?

– Не паниковать, и не трогать. Сейчас выезжаю.

С ним отправились его друзья – офицер Юрий Смирнов, сержант Александр Сорокин, рядовой Николай Ревякин.

Наступала ночь. Темная-темная ночь, когда все небо затянуто тунами. Когда не видно ни зги.

Минный колодец был отрыт фашистами по всем правилам инженерной науки. При свете карманного фонарика Виктор увидел истлевший ящик с взрывчаткой. Сколько этих ящиков прятала в себе железнодорожная насыпь?

Здесь через несколько минут со скоростью в сто двадцать километров должен промчаться курьерский». Тысячи людей...

Ты должен решать, Виктор. Сейчас же. не медля. Ты можешь сказать: «Закрыть движение». Так спокойнее. Но разве ты будешь спокоен, если знаешь, что мог сделать больше? Разве ты полностью выполнишь долг, если остановишь поезда? Люди, спешащие по делам, опоздают, и, может, опоздание это будет роковым. Грузы, которых ждут с нетерпением, задержатся. И, может, из-за этого куда-то не привезут хлеб, где-то затухнет домна, где-то не окажется лекарств.

Ты можешь сказать: «Движению не препятствует». Но какова цена ответственности за эти слова?

Рядом с Виктором толпились инженеры-железнодорожники.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.