Итак, на танкере враги: демоны не оставляют таких страшных ран. Часовой убит недавно, кровь еще не запеклась. Идти на второй пост бессмысленно. С часовым там, вероятно, тоже покончено, и нет никакой гарантии, что в темноте сам не нарвешься на нож. Надо девствовать быстро и решительно. Диверсантов наверняка немного, иначе они уже подняли бы шум. Это, конечно, русские и, конечно, их интересуют пушки. Надо немедленно поднять тревогу. Стрелять? Глупо, только обнаружишь себя. А диверсанты, как известно, владеют оружием в совершенстве... Куда смотрит дежурный в рубке?! У него под носом убивают часовых, а эта скотина и ухом не ведет! Мерзавцы! Ни на кого нельзя положиться!.. Скорее в рубку! Включить прожекторы и объявить тревогу! Правда, освещать танкер ночью категорически запрещено, но он плевать хотел на эти запрещения. Как говорит фельдфебель Кавамото, козе не до любви, когда хозяин нож точит.
Перешагнув через труп часового, поручик кинулся к рубке и, нащупав поручень трапа, взлетел на крыло мостика, рывком отворил дверь рубки и, оттолкнув поднявшегося ему навстречу дежурного, включил рубильник...
А Мунко все не мог убить часового у плотины. Словно чувствуя взгляд ненца, солдат беспокойно озирался и никак не хотел подходить к краю, где в траве затаился разведчик. Всякий раз, пройдя в один конец дамбы, часовой поворачивался назад и, как заговоренный, останавливался у незримой черты, отделявшей его от смерти.
«Ну иди, чего не идешь?» — про себя твердил Мунко и поднимал нож, но японец поворачивал обратно.
Мунко опускал руку и вновь распластывался на земле. Он начал беспокоиться. Ночь давно вступила в свои права, а дело пока еще не сдвинулось с мертвой точки. Тогда ненец решился на отчаянный шаг — пробраться к противоположному концу плотины.
Взяв нож в зубы, Мунко пополз по скользкому и крутому скосу. Насколько он длинен, разведчик не знал. Может быть, скоро дерн кончится и начнется бетон, а может, все перекрытие сделано из земли?
«Лучше из земли, — думал Мунко, — по камню плохо ползти, однако».
Едва он прополз десяток метров, как рука наткнулась на какой-то столб. Сердце Мунко екнуло от предчувствия. Это не мог быть случайный столб, в подобных местах так столбы не ставят.
Осторожно, словно отрастающие оленьи рога, Мунко начал ощупывать столб. Его рука сантиметр за сантиметром продвигалась по шершавой поверхности, пока пальцы не наткнулись на острый и холодный шип. Мунко отдернул руку. Заграждение. Проволока. Он навидался ее за четыре года войны. Она чуть ли не каждый день вставала на его пути, и вот теперь преградила ему дорогу к единственному месту, где он мог без риска снять часового.
Вдоль заграждения Мунко спустился вниз. Проволока тянулась и сюда, закрывая подходы к плотине, и пропадала в реке. Все было знакомо и сделано по всем правилам фортификационной науки. Лишь электрический ток «забыли» подключить к проволоке ее создатели, не думая и не гадая, что когда-либо сюда явится разведчик.
А разведчика между тем терзал самый настоящий страх. Ему оставался один-единственный путь к часовому — через реку. Но он панически боялся воды. Эта боязнь родилась вместе с ним и была неотъемлемой частью его существа, как и бесстрашие во всем другом. Весь народ Мунко боялся воды.
Мунко еще секунду помедлил и безоглядно вступил в воду. Она облегла его тело, упорно и настойчиво толкала к подножию плотины, где клубилась беспросветная, тяжкая мгла. Как водолаз расставляя ноги, Мунко балансировал на илистом дне, шаг за шагом продвигаясь вперед. Вода медленно, но неуклонно поднималась. Сначала она плескалась где-то на уровне пояса, потом мягко сдавила грудь и теперь подбиралась к горлу, ударяя в нос затхлым запахом тины.
Собравшись с духом, Мунко оглянулся. Берега не было видно. Ненец стоял на середине реки, не отваживаясь ни вернуться назад, ни следовать дальше. Дно продолжало понижаться, а плавать Мунко не умел.
И все-таки он сделал шаг вперед. И с головой ушел под воду, успев судорожно хватить ртом воздух. Этот воздух вытолкнул его наружу, и он забарахтался в воде, нечеловеческим усилием сдерживая рвущийся из груди крик. Течение подхватило ненца и повлекло к плотине. Погружаясь и выныривая, Мунко отчаянно боролся за жизнь.
Его спасла близость плотины. Протащив разведчика несколько, метров, течение прибило его, полузадохнувшегося, к дамбе, ударило обо что-то железное. Это «что-то» было фланцем трубы, заменявшей японцам один из шлюзов, и за него мертвой хваткой ухватился Мунко. Вода засасывала его в трубу, но ненец прилип к железу
Отдышавшись, Мунко попробовал разобраться в сложившейся ситуации. Он находился внутри огороженного проволокой пространства, почти у середины плотины. Часовой расхаживал где-то над ним, и ненцу надо было только выбраться из воды, чтобы рассчитаться с часовым за все. Но как выбраться?
До верхнего края трубы Мунко не доставал, зато нижний, за который он держался, мог стать опорой для ног. Перехватившись поудобнее, ненец уперся коленом в нижний край. Подтянул другую ногу. Через минуту он уже стоял, скрючившись, внутри трубы. Ее конец был длиной не более полуметра, так что, когда Мунко попробовал перегнуться и лечь на него животом, из этого ничего не получилось. Его голова уперлась в дамбу, и он не смог взобраться на трубу, чтобы подтянуть затем ноги. Нужно было попробовать что-то другое.
Собравшись в комок, Мунко. сильно оттолкнулся ногами и, перевернувшись, как акробат, лег на трубу боком. Ему удалось удержаться на ней, и в следующий момент он уже карабкался по склону.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.