Праздник, который остается с нами

Стефан Малонга, член исполкома Международной ассоциации спортивной прессы (Конго): «За всю историю Олимпийских игр не было Оргкомитета, который бы так широко распахнул двери перед африканскими атлетами, желающими принять участие в Играх».

Мирус Ифтер, олимпийский чемпион в беге на 5000 и 10000 метров (Эфиопия): «Свою победу я посвящаю молодежи моей страны, моего континента, свободолюбивой и миролюбивой молодежи всего мира».

Спортивное благородство – это выражение обрело на Олимпиаде вполне конкретный и наглядный смысл. Примеров поведения подлинно олимпийского тысячи. Не совсем олимпийского – единицы. Утверждаем это с полной убежденностью.

Матч Югославия – ЧССР. Неподалеку от вратарской площадки сборной Югославии упал игрок чехословацкой сборной. Он лежал тихо и, кажется, испытывал непереносимую муку. Судья в этом событии ничего трагического не усмотрел и медиков на поле не допустил. Игроку же он показал жестом – помощь окажут за пределами поля, выбирайся туда. И дал команду продолжить игру. Футболисты, окружившие упавшего, немедленно кинулись выполнять свои обязанности – слишком высока была цена победы в этом матче. Рядом оставались двое: лежащий чехословацкий игрок и югославский вратарь. К этому моменту сборная Югославии уже проигрывала со счётом 2:0, стало быть, именно голкипер Югославии с горьким чувством вины и беды дважды достал мяч из сетки своих ворот. Впору ему было бы испытать немалую злость на соперников. Но он испытующе внимательно смотрел на упавшего. Ему больно? Ему больно! И тогда вратарь покинул свой пост, подошел к чехословацкому футболисту, поднял его на руки и отнес за кромку поля, где и сдал нервничавшим врачам. Телекомментатор Котэ Махарадзе, чей горячий южный темперамент известен любителям футбола, глядя на происшедшее, воскликнул: «Вот оно – спортивное благородство! Истинное проявление олимпийского духа!»

Сара Симеони, олимпийская чемпионка по прыжкам в высоту (Италия): «Прыгнув на 197 сантиметров и обеспечив себе первое место, я расплакалась. А успокаивала меня Роземари Аккерман из ГДР, олимпийская чемпионка Монреаля. Будь я зрителем, болела бы за нее. Ах, какая замечательная спортсменка!»

Комплимент жрецам статистики! Какими только данными не снабжали они журналистов! Пролистав пресс-релизы, оперативно издававшиеся на нескольких языках пресс-центром Олимпиады-80, можно было обнаружить не только исчерпывающую информацию о ходе Игр, но и обрести те самые «изюминки», без которых пресны и скучны любые спортивные отчеты. Ну, например, известно ли вам, как звучит фамилия, самая распространенная среди спортсменов – участников Олимпиады? Гонсалес. Девятнадцать Гонсалесов принимали участие в Играх – девять с Кубы, три из Мексики, пять из Испании и по одному из Франции и Колумбии. Пятнадцать спортсменов и спортсменок носили фамилию Ким – чертырнадцать из КНДР и одна из СССР, кто именно, напоминать не приходится, конечно же, милая и скромная наша «королева гимнастики»... Из Индии, Великобритании и Танзании приехали в Москву четырнадцать Сингхов, из Социалистической Республики Вьетнам – двенадцать Нгуенов. А вот тех атлетов, кто откликался на самую вроде бы распространенную русскую фамилию Иванов, оказалось всего восемь. Притом в советской команде – один, остальные из Болгарии...

Превзошло себя телевидение. Фундаментальность блистательно сочеталась с фантазией, информативность – с артистичностью рассказа. Камеры, казалось, были всюду, успевали разглядеть все. И вот что особенно важно, на наш взгляд: не забывая о «технологии», так сказать, большого спорта, наше внимание постоянно концентрировали на человеке. Нам предлагали всмотреться в лицо, заглянуть в глаза спортсмену, постичь его состояние, задуматься над этим, себя с происходящим соразмерить, соотнести.

Необычайно весомой была в те дни каждая минута эфирного времени – слишком много всего происходило. Но телевизионные режиссеры проявляли порою неожиданную обстоятельность, показывая, к примеру, боксерские поединки. Вот вроде бы бой окончился, можно переключить внимание зрителей на события в другом виде спорта, но камера не отпускает стоящих посреди ринга трех людей: рефери в элегантном костюме с бабочкой и боксеров-соперников, которых он держит за руки, словно нашаливших мальчишек. Но не мальчишеским, не беззаботным взглядом смотрят перед собою эти и в самом деле молодые люди. На их лицах тревога и надежда, печаль и радость – как много, оказывается, может прочесть молчаливая телекамера на этих истоптанных кулаками, обугленных внутренним жаром, пострадавших и страдающих лицах!

Возвращаясь к финансовым балансам: как оценить те уроки мужества и благородства, которые миллионам людей дала Олимпиада благодаря умной и самоотверженной работе наших товарищей и коллег с телевидения?

Олимпиада... Слава рекордам, честь и хвала рекордсменам, но мы все были свидетелями, как расшифровывался в буднях московских Игр высокий олимпийский тезис: «Главное – участвовать». Спортсмен – это прежде всего человек, а не механизм для сотворения рекордов. И удивительно точно и тактично реагировал зритель не только на победу, но и на поражение. Поражение поражению рознь, и были такие ситуации – многократно! – когда трибуны горячо и убежденно аплодировали не результату, а силе человеческого духа, тому, как вел себя в борьбе спортсмен.

...Чествовали победителей труднейшего, героического вида спорта – марафона. Цирпинский из ГДР, голландец Нойбурт и наш Джуманазаров получили уже свои медали и, счастливо улыбаясь, махали трибунам. И в это время на беговой дорожке появились еще два марафонца. Они шли нога в ногу, на расстоянии метра друг от друга. И когда приблизились к финишной прямой, вдруг, словно забыв, что за плечами 42 километра пути, понеслись со спринтерской скоростью. За какое место боролись они? Сейчас и не скажешь. За двадцатое? Или за тридцатое1? Овацией встретил стадион этот спортивный подвиг, который не оставил приметного следа в протоколах соревнований, но который не забудут все, кто видел его.

Олимпиаду в прокрустово ложе арифметики никак не уложишь – уж если и измерять ее последствия, то по законам особой, высшей математики. Кто скажет, сколько мальчишек и девчонок, которым посчастливилось окунуться в неповторимую атмосферу Игр, постучатся в спортивные школы и секции? Не будем рваться в пророки, но с полной убежденностью предскажем: эхо Олимпийских игр весомо и радостно прозвучит на стартах комплекса ГТО. А какими суммами измеряется самое ценное, чем располагает любая страна, – здоровье народа?

Себастьян Коэ, чемпион Олимпиады в беге на 1500 метров и серебряный призер в беге на 800 метров (Великобритания): «Зрители, собравшиеся на трибунах, – тонкие знатоки легкой атлетики, хорошо разбираются в перипетиях соперничества на беговой дорожке. Дружно болеют за всех. В такой благожелательной атмосфере выступать легко».

Какой смысл рассказывать о церемониях открытия и закрытия Игр ХХII Олимпиады? Во-первых, эти уникальные зрелища видела почти вся планета, а могла бы видеть не «почти», а просто вся, если бы иные западные телекомпании не пошли на поводу у администрации Белого дома, истерично требовавшей бойкота Московских Игр. Любопытно, что по ходу дела некоторые из поставщиков телевизионного изображения вынуждены были увеличить время олимпийских трансляций, понимая, что ни в чем не повинные болельщики их стран никогда не простят им столь скудного «пайка» крупнейших спортивных соревнований четырехлетия.

И во-вторых, не стоит, наверное, возвращаться ко всем деталям происходившего в эти два вечера на Большой спортивной арене Лужников еще и потому, что невозможно просто все это ни рассказать, ни описать. Имевший глаза и телевизор увидел. Лишь одну подробность открытия хочется вспомнить, тем более, что операторы телевидения зачехлили к этому моменту свои камеры.

...Гигантская чаша Центрального стадиона имени В. И. Ленина постепенно стала пустеть. Мы вышли на крыльцо того сектора, откуда смотрели церемонию открытия, и глазам нашим предстало нечто поразительное. Все те, кто в разные моменты торжества, строго следуя четкому сценарию, предписанному Олимпийской хартией, появлялся на арене и покидал ее, смешались теперь в одно огромное людское море. Взволнованные, глубоко растроганные апофеозом олимпийского духа, они, а вернее сказать, мы все почувствовали себя воистину единой олимпийской семьей. Спортсмены разных стран в костюмах сдержанно-благородных и экзотически-ярких, зрители, нарядившиеся так празднично, как только можно было теплым летним днем, юные гимнастки и гимнасты, выступавшие только что в лаконичнейших спортивных одеяниях, танцоры и танцовщицы, приехавшие в нашу столицу из всех республик страны в своих национальных платьях, иностранные туристы, увешанные фотоаппаратами и кинокамерами, – все они, многие тысячи людей, создали в эти минуты поразительный человеческий сплав. И главным качеством этого сплава стала искренняя, живая, веселая доброжелательность.

Вот группа экспансивных англичан, увидев рядом русских красавиц в кокошниках и бравых парней в алых шелковых шароварах, снова, уже в который раз принялась аплодировать. А вот какой-то туркменский юноша, столкнувшись нос к носу с прославленным кубинским боксером Теофило Стивенсоном, начал в полном восторге кидать в небо свою мохнатую папаху. А вот две девчонки в лимонно-желтых купальниках, делавших их неотразимо похожими на цыплят, помчались по краю толпы к киоску, где продают мороженое, и взрослые, нежно улыбаясь, сдвинулись в сторону – пусть бегут, лишь бы не простудились.

Никто не спешил ко входу в метро, никто никуда не опаздывал. Блюстители порядка, выстроившиеся шпалерами по пути следования этой благодушнейшей демонстрации, тоже демонстрировали олимпийское спокойствие. К слову сказать, на некоторых прежних Играх объявлялось самодовольно и гораздо раньше времени, что это будет «олимпиада улыбок», а между тем происходили события, от которых никак не хотелось улыбаться. Наши хранители общественного спокойствия были скромнее – гарантировали лишь то, что исполнят свой долг. Этого оказалось достаточно, чтобы не случилось никаких импортированных в наш город неприятностей, хотя намерения такого рода, несомненно, имелись. Праздничная толпа шла, улыбаясь и беседуя, и знала: все хорошо!

Открытие – это был праздник, так много обещавший и, как все убедились, свои обещания сдержавший. А закрытие... Закрытие не лишено было оттенка печали, грустного привкуса прощания. Семьей олимпийской мы стали, лишь когда выходили со стадиона после открытия. А на закрытие мы уже шли на стадион олимпийской семьей. И как приятно было узнать, что хартия, свод принципов олимпизма, предвидела такую метаморфозу в сердцах людей, поскольку именно этот документ предписывал спортсменам на открытии проходить перед трибунами в составе своих национальных делегаций, а на закрытии – в едином строю, общей колонной, олимпийской семьей.

И когда лукавый наш Миша, симпатичный русский медвежонок, появившийся на «живой картинке» художественного фона, уронил слезу, многие резко, навзрыд вздохнули, ощутив в горле комок. Мы возвращались со стадиона. Все было кончено. И вдруг услышали, как огненно-рыжий парнишка сказал своему отцу: «А хорошо бы он к нам во двор приземлился – ну, Миша, тот, который в небо улетел!» Не огорчайся, этот Миша теперь всегда будет с тобой.