Мы бросили цепь в 40 человек по обе стороны центра в обход, дав им пароль и задание занять углы улиц в обхват центра. Броневик должен был прорваться к каланче, где был бензин. Тогда успех мог быть обеспечен. Остальные пять броневиков не могли выйти в бой.

На починку броневиков были даны наши ребята, которые готовили выступление два дня, но не успели достать бензину. Заливчий поторопился освободить тюрьму отчасти под давлением моих друзей, боявшихся за мою судьбу, висевшую на волоске в то время, как я писал им. Его боевики были наши ребята тупичевской организации.

Я нашел Кривду сидящим за столом и по бокам его двух надзирателей, не успевших бежать и мобилизованных Кривдой себе в помощь. Он запер пакгауз, конторку с кассой, уже, правда, разбитой, и сейчас принимал немецкую делегацию, заключая с ней условия. Немцы заявили, что они останутся нейтральными в этой борьбе, но берут на себя наблюдение «за порядком». Кривда выговаривал пункты. Я заметил на одном надзирателе кобуру с наганом. Как он остался на нем? - Кривда разрешил ему - это его телохранитель.

- Я его забираю, - сказал я и забрал наган и сорок патронов, всыпав их в огромные карманы своей свитки.

- На город! - кричит Заливчий, и глаза его рубят, рубят встречное. В них предчувствие смерти.

Мы катим броневик на перекресток, к центру города и попадаем под перекрестный огонь пулеметов с трех сторон и сверху с каланчи. Человек 30 падает. Но у автомобиля человек 10 всего. Толпа. Поднимается паника, тащат раненых и убитых и падают сами. Я, прикрывшись щитом орудийной башни, стреляю в группу у пулемета, возле думы. Закладываю обойму за обоймой и стреляю, не слыша ни своих, ни чужих выстрелов. Так же стреляют остальные, а в голову лезут совершенно посторонние мысли.

Вдруг чей то крик рядом. Заливчий, стрелявший из будки шофера, выскочил из броневика и попал под пулю. Он валится, держась за бок, потом подымается и с револьвером в руке еще пробегает несколько шагов вперед. За ним рванулось еще три смельчака.

Я спрыгиваю с броневика.

В это время происходит кошмарная сцена. Передовая группа гетманчуков со штыками на перевес с разбега сталкивается с Заливчим и бьет его штыками. Вижу, как они высвобождают штыки, кто - то замахивается прикладом... Те двое тоже падают. Я оглядываюсь: возле меня 4 человека. Я отбегаю в сторону от броневика, к переулку, сажусь в угол на колено и стреляю последними патронами в тех, кто топчет трупы.

Гетманчуки бегут к нам.

Я перескакиваю через забор и бегу обратно к тюрьме.

Никого со мной. Я один.

Вбегаю в канцелярию тюрьмы и тут только вспоминаю, что у меня в кармане наган и сорок патронов, отобранных у надзирателя.

Я вбегаю в ворота тюрьмы с наганом в руках.

У ворот стоит толпа немцев, забирающих свои пожитки из опустошенной тюрьмы, где они до сегодняшнего дня все еще охраняли своих арестованных политических, несмотря на то, что в Германии шла революция, и у них существовал Совет.

Во мне поднялась сильнейшая ненависть к немцу, начальнику пулеметной команды в тюрьме.

Я знал, что со смертью Заливчого, который один знал план нападения, мы остались без вожака, и наверное проиграли повстанцы. Брата на подмогу, очевидно, не будет, и города мы не удержим. Я вспомнил, что в той же топтавшей труп Заливчого группе был Бондаренко, перебежавший, конечно, со своими офицерами на ту сторону, взяв лучшее оружие. Он узнал, что Заливчий не от Петлюры. Я целился все время в его фигуру и промотал не один выстрел по этой танцующей на трупе кучке.

Я готов был застрелить немецкого пулеметчика и пустить пулю себе. Это был момент упадка. Но какая - то неожиданная уверенность и холодность вдруг сменила гнев и отчаяние.

Я спокойно вошел к Кривде и, отозвав его в сторону, сказал:

- Мы проиграли. Заливчий убит. Выйдите и идите куда - нибудь. Только берите вправо от тюрьмы.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.