Моряк прохаживался по шкафуту и щурил свои глаза, продолжая следить за моими движениями и за тремя часовыми, которые, следуя направлению его взора, в свою очередь, стали глядеть на крышу.

Какое - то жадное любопытство, болезненное нетерпение мелькнуло в глазах моряка, и он даже оперся о поручни судового трапа и приготовился ожидать дальнейших событий.

В эту минуту лицо его потеряло значительную долю своей своеобразной красоты, и было отвратительно жестоко.

- Слезай с крыши! - заорал белобрысый, тщедушный солдат, обращаясь ко мне, и щелкнул затвором винтовки.

Мне оставалось подчиниться приказу. На меня остервенело накинулись солдаты, и один из них, ругаясь, поднял винтовку, широко развернулся, ударил меня.

- Ах ты, хромая стерва, за тебя еще под суд идти!

Удар был настолько силен, что я пролетел несколько саженей и упал на каменные плиты мола в нескольких шагах от трапа шхуны.

Рассвирепевший солдат, не опуская ружья, вторично подскочил ко мне с намерением ударить в грудь, но я, поднявшись с земли, предупредил его. Возмущенный напрасным избиением, горя от стыда за оскорбление, нанесенное мне перед лицом команды судна, куда я решился поступить матросом, охваченный проснувшейся во мне слепой яростью, я сделал прыжок вперед и своими цепкими руками ухватился за горло тщедушного, покрытого золотушными прыщами часового.

В этот момент мой слух уловил громкий смех и голос стоявшего у борта незнакомца, доброжелательно советовавшего:

- Молодец, хромой! Ну, а теперь швырни его в море!

Совет, как потом оказалось, принадлежал капитану Виллами - хозяину «Ринальдо». Избиваемый жестокими прикладами винтовок и обливаясь кровью, текшей изо рта и головы, я в бесчувственном состоянии упал рядом с полузадушенным мною часовым.

5. Я попадаю на «Ринальдо»

Воспоминания о прошлых днях точно вливали новые силы в молодые мускулы и в слабом еще голосе Труффина начали проступать бодрые нотки.

- Чтобы понять вам дальнейшие подробности моего рассказа, доктор, я должен буду кратко охарактеризовать тогдашнее положение на черноморском театре военных действий. Это был период безнаказанного хозяйничания на море турецко-немецкого флота, обладавшего мощным крейсером «Гебен» и быстроходным «Бреслау». Обстрелы портов неуловимыми судами неприятелей порождали слухи об измене, шпионах и среди населения, и среди тогдашнего комсостава. Эта болезнь шпиономании усиливалась с получением известий с сухопутного фронта, где предательство высших властей имело официальное подтверждение.

Когда я очнулся от побоев и пришел в себя, мне с первых же слов было предъявлено обвинение в шпионаже, в нападении на караул, в покушении на обезоружение и убийство часового при исполнении им служебных обязанностей в районе, объявленном на военном положении.

На третий день, утром, меня опять повели на допрос.

В обширном зале полкового клуба у длинного обеденного стола сидели комендант в чине полковника, один пехотный капитан и молодой поручик.

На меня молча уставились три пары рачьих глаз, и в глубине их я читал не только недоверие ко мне, но и свой приговор.

- Что же ты признаешься в шпионаже? - задал мне вопрос комендант.

- Я не шпион, я простой феодосийский рыбак, и меня знает весь город, - в сотый раз ответил я нервно. - Клянусь своей головой, я хотел поступить на шхуну и, как честный моряк, никогда не помышлял об ее гибели!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.