Пост №1

С. МАЛАШКЕВИЧ. Понимаю, близость к Владимиру Ильичу Ленину, возможность видеть его должны были наполнять вас гордостью, питать жизненной, революционной энергией. Мне трудно передать свои чувства, когда я впервые заступил на пост № 1. Мне даже не с чем сравнить свои ощущения, меня переполняли волнение, ответственность, казалось, что я охраняю не только вход в Мавзолей, а все, что завоевано нашим народом за многие десятилетия, охраняю сегодняшний день нашей страны и ее будущее.

Прошло время, но каждый раз, выходя из Спасских ворот, я волнуюсь так, как будто иду на пост впервые. То же испытывает мой товарищ по посту Иван Протасеня. Кстати, он тоже минчанин, и мы до армии играли в постоянно соперничавших волейбольных командах. И вот оказались в одном подразделении, в одной паре. Удивительное совпадение. Однажды мы с ним разговорились о послеармейской жизни. И дружно сошлись на том, что как бы она ни сложилась, впустую не должен пройти ни один день. Не имеем мы, кремлевцы, права жить вполнакала после того, как нам было оказано народом доверие – быть часовыми первого поста.

Г. КОБЛОВ. Правильно, Сергей, не имеете. И не только вы, а все ваши сверстники. Так же думали и продолжаем думать мы, ваши предшественники. В этом высочайший смысл ленинского наследия – жить, горя, а не тлея, каждый день отдавая себя служению народу. И служить ему не абстрактно, а конкретно, вникать в человеческие проблемы, в каждом видеть личность. Ленин много раз доказывал собственным примером, что подлинное человеколюбие начинается с отношения к товарищам, подчиненным, простым людям, постоянно окружавшим его. Я никогда не забуду одного его разговора со мной в декабре 1921 года.

С. МАЛАШКЕВИЧ. Вы стояли на посту?

Г. КОБЛОВ. Да, я тогда в первый раз заступил на пост. И хотя часовому разговаривать не полагалось, нас специально инструктировали, что на все вопросы Ленина мы должны отвечать. Владимир Ильич вышел из дверей своей квартиры, посмотрел на меня и сказал:

– Здравствуйте, товарищ часовой.

Я хотя и чувствовал, что моя спина от волнения стала мокрой, но отвечал громко и четко:

– Здравствуйте, товарищ председатель Совета Народных Комиссаров.

Ленин заметил мое состояние и спрашивает:

— Вы, очевидно, первый раз стоите на этом посту?

— Да, первый, – отвечаю.

И тут Владимир Ильич буквально атаковал меня вопросами: коммунист ли я? Откуда прибыл? Знаю ли, что в моем родном Заволжье сейчас голод? Есть ли у меня там родные? И что они пишут?

– Да, – отвечаю, – знаю, что там голод, люди едят траву, многие умирают, мать моя серьезно больна от недоедания...

Ленин слушал внимательно, а затем сказал, что Советское правительство принимает самые энергичные меры, чтобы обеспечить голодающих хлебом и зерном. А потом посоветовал съездить к матери, сказав, что начальство школы непременно меня отпустит.

В этом эпизоде – весь Владимир Ильич, самый человечный человек из всех, кого я встречал за свою долгую жизнь. У меня было еще много случаев убедиться в ленинском человеколюбии, в его удивительной способности находить дорогу к сердцам самых разных людей.

С. МАЛАШКЕВИЧ. А как сложилась ваша дальнейшая жизнь?

Г. КОБЛОВ. После окончания школы ВЦИК был назначен командиром взвода 43-го кавалерийского Ирбитского полка. Служил. Потом Великая Отечественная. Воевал под Мценском, Касторной, Сталинградом, участвовал в освобождении от гитлеровцев Украины, Белоруссии, Польши. Закончил войну командиром дивизии... Кстати, что вы собираетесь делать после армии?

С. МАЛАШКЕВИЧ. Остаться военным, Иван Протасеня тоже. А вот мои товарищи ефрейтор Виктор Кандыба, Виктор Гольдикас, Алексей Алексеенко вернутся на свои предприятия, будут работать по доармейской специальности.

Г. КОБЛОВ. Не всем же быть военными. А ваш выбор одобряю, прекрасное и благороднбе дело – защищать Родину, служить ей. Но дело даже не в том,

где вы ей служите, а в том, как вы это делаете. Режешь ли ты металл или несешь пограничную вахту, надо вкладывать в работу весь свой порыв, все свое сердце и всю любовь. Если так будет, значит, ты остался в жизни часовым поста № 1. Понимаете меня, Сергей?