А что же удача?

Мне грех жаловаться на нее. Сейчас, оглядываясь на пройденное и достигнутое, сравнивая свою судьбу с другими, свидетелем которых мне довелось быть (а некоторые из этих людей имели оснований на успех вроде бы не меньше моего), я должен признать, что мне везло. И немало.

У меня было многое для успеха. Во-первых, талант к быстрым движениям; во-вторых, я был достаточно трудолюбив; в-третьих, мне хватало ума трудиться, соблюдая чувство меры и не делая азартных ставок в игре с собственным телом. Наконец, что, может быть, самое важное, все это сочеталось во мне гармонически. Так что когда я говорю о своей везучести, это следует понимать так: мне повезло вовремя узнать свои возможности, полноценно их развить и грамотно (соблюдая чувство меры) эксплуатировать. Все же остальные, конкретные спортивные удачи пришли как плоды этой гармонии.

Однако ничему из этого не суждено было бы реализоваться, если б не самое главное везение: на людей. Не знаю, от чего больше это зависело: от взаимного, притяжения, или чутья на них, или осознанного поиска (на каком-то определенном этапе), или царственного случая (без которого процесс вообще немыслим; именно случай подбрасывает варианты, мы же из них в меру своих сил и способности к узнаванию отбираем), – но хороших людей в моей жизни было немало, им я обязан очень многим.

Здесь хотелось бы особо отметить роль первого тренера, от которого, как с годами я стал понимать, зависит если не все будущее спортсмена, то почти все. Подчеркиваю: прежде я меньше осознавал это, меньше придавал этому значение. Однако, с высоты прожитых лет, с высоты обретенного опыта лучше видишь перспективу, понимаешь истинные размеры предметов и соотношение масс.

Что дал мне первый тренер – Борис Иванович Войтас?

1) Привил любовь к легкой атлетике, воспитал привычку к регулярным занятиям, к спортивной дисциплине. На это ушло два первых года. 2) Затем был выбран спринт. Сейчас «Борзов» и «спринт» – понятия как-то связанные, а тогда нужно было выбрать что-то одно из нескольких видов. Войтас смог. Попадание точно в десятку. 3) Он заложил во мне фундамент общефизической подготовки, ту базу, без которой я бы не мог производить всевозможные манипуляции со своим телом. 4) Он развил во мне широкий диапазон двигательных навыков и. наконец, 5) обучил технологии освоения новых технических элементов.

Следовательно, когда я поступил в институт и попал к Петровскому, я был готов к освоению нового качества – новой скорости и скоростной выносливости.

То есть границы были очерчены еще в школе и рисунок движения создан там же. Потом принципиально нового ничего в это внесено не было. Была шлифовка.

Это еще одно свидетельство моей удачи: отсутствие серьезных ошибок на столь долгом спортивном пути. Конечно, были просчеты (как, например, неоправданно глубокий запланированный спад после Мюнхена), без этого не бывает движения вперед; к счастью, они не повлияли радикально на мою судьбу. И себя, пожалуй, мне тоже было бы не в чем винить, если бы не травмы, Бывали среди них и нежданные, в какой-то степени неминуемые (издержки производства), но куда больше было травм необязательных, полученных из-за собственной глупости. Знаешь: того-то делать нельзя, и все же делаешь... Почему? Видимо, дисциплина как неотъемлемая часть тренировочной культуры требует куда большего внимания, чем мы себе представляем. Какого-то психологического планирования, в котором были бы учтены неминуемые спады и заносы. То есть задача ставится таким образом, чтоб вывести эти дисциплинарные протуберанцы за границы тренировки. Если не ошибаюсь, на этот счет мы не имеем совершенно каких-либо рекомендаций психологов.

Последняя серьезная травма непосредственно повлияла на мое олимпийское выступление в Монреале. Я не считаю его неудачным. Отнюдь! В компании, которая там подобралась, стать третьим почетно; и если сложить все, что было против меня, нельзя не признать, что удача опять улыбнулась мне. При обстоятельствах, в которые я был поставлен, я взял максимум. А ведь сложись эти обстоятельства иначе; я вполне бы мог претендовать и на абсолютную победу.

Что ж это за обстоятельства?

Первое: это был не мой год. Как это понимать? Изучая биоритмы (которым, признаюсь, прежде я не придавал значения, но теперь учитываю их в своей повседневной работе – и в планировании и в воплощении), ученые пришли к интересной закономерности: оказывается, для спортсменов-мужчин характерен трехгодичный цикл активности. Это значит, что если в данном году спортсмен выступает очень успешно, у него все получается, его «несет», то в следующем году его ждет спад, эдакая яма; на третий год из этой ямы он начинает выбираться, начинает нащупывать себя, находить себя, «попадать в себя», чтобы на четвертый год опять быть на гребне этой трехлетней волны. Естественно, речь идет только о биологии. Методика, наука, случайности могут смазать картину, но в общем-то закономерность такова.

Моя спортивная биография вполне укладывается в этот цикл. Лучше всего мне удавались старты в 1969 году (я впервые пробежал стометровку за 10.0), 1972 году (Мюнхен!) и 1975 году (победа над Корнелюком в эстафете на Спартакиаде народов СССР). Значит, в 1970, 1973 и 1976 годах я должен был попадать в ямы. Первый пришелся на легкоатлетическое межсезонье, так что почти и не запомнился. Второй был худшим из всех, какие я когда-либо переживал. А третий пришелся на Олимпиаду в Монреале...

Что при этом ощущаешь? Конкретно – ничего особенного. Но уже не «несет», нет постоянного желания тренироваться, это отражается на тонусе, на настроении, так что не приходится удивляться, что и в бой не рвешься. Возникает предрасположенность к хворям и травмам. Начинаешь придавать первостепенное значение таким вещам, как дорожка, массаж, режим и прочее, – в общем-то безусловно важным, но если прежде ты просто принимал их к сведению и как-то приспосабливался, то теперь они тебе серьезно досаждают.

Второе обстоятельство, благодаря прессе теперь известное всем болельщикам: в день олимпийского финала – 24 июля 1976 года – мой физический биоритм (непосредственно влияющий на координацию движений) проходил через самую тяжелую для организма точку – нулевую. Возникающие при этом ощущения знакомы каждому. Другое дело, что в обыденной жизни этому не придается значения. Ну, вялый, ну, несобранный, может, плохо выспался или погода меняется. Если же предстоит работа на режимах, близких к предельным, когда все силы аккумулируются и фокусируются в одну точку, тут начинается совсем иной счет. Такой, как на серьезной тренировке спортсмена высокого класса. А про соревнование и не говорю.

Так вот, в день олимпийского финала я. попросту говоря, развалился. Как при гриппе. Еще с утра не мог понять, что со мной происходит. Но утром процесс только намечался; я был уверен, что предстартовой разминкой сниму все симптомы. И в полуфинале мне это в какой-то степени удалось. Но едва мы вернулись под трибуны и я расслабился (что просто необходимо: до финального забега оставалось чуть больше часа и нужно было как-то снимать напряжение полуфинальной стометровки), как джин выбрался из бутылки. Что-то во мне распалось. Каждая рука, каждая нога – все отдельно. И не могу собрать, не могу сфокусировать себя в одну точку, словно я какой-нибудь новичок. Если б это был мандраж, я бы справился с собой. Однако это было совсем другое, почти неуправляемое. Сейчас? я знаю, что это нужно просто переждать. Но тогда переждать времени не было, а самое главное – я не был к этому готов, оно обрушилось внезапно, застало меня врасплох... Когда выяснилось, что старт задерживают (кто-то позвонил в оргкомитет Олимпиады, что в меня будут стрелять снайперы, и монреальская полиция принимала профилактические меры), я даже был рад этому. Но минуты шли, а состояние не улучшалось. Оставалась слабая надежда, что бег на ходу прорежется сам по себе. Не прорезался...

И третье обстоятельство, уже упоминавшееся здесь: 12 мая, ровно за десять недель до Олимпиады, я порвал мышцы задней поверхности бедра. Вся предварительная подготовка, все точнейшее планирование, весь режим полетели в тартарары. Я был прикован к постели, через неделю кое-как выбрался из нее. О выполнении идеальной (по нашим сегодняшним понятиям) программы не было и речи. Началась штопка дыр...

Оставшееся до Игр в Москве время я намерен посвятить кое-каким экспериментам на себе: есть идеи, которые давно ждут воплощения, я все откладывал это – дальше некуда. Есть идеи совсем свежие; им бы дать отлежаться, да время поджимает.

Куда пойду после Олимпиады-80?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.