Доброе дело — не всегда громкое дело. И, может быть, именно поэтому сегодня в Волосове очень немногие могут связать воедино случившиеся там события.
ПОМНЯТ! жили веселые ребята-монтажники из Ленинграда,
ПОМНЯТ: был интересный диспут,
ПОМНЯТ: поехала учиться Майя Свиридова.
Эта маленькая и негромкая история интересна тем, что в ней, как в капле воды, отразились перипетии напряженной борьбы, что ведется, не прекращаясь, в городах и селах, на хуторах и в станицах — там, где зовут к заутрене колокола, и там, где торчит куце лишь одинокая часовенка, и там, где «смиренный» проповедник пытается нести из дома в дом «слово божие»...
Рассказ об этой истории лучше начать, пожалуй, с осеннего утра, сухого и яркого, когда белый туман стоял еще по низинам, блестели паутины «бабьего лета», золотилась стерня и красный мотоцикл, послушный девичьей смуглой руке, стремительно несся по грунтовой дороге. У сумасшедшей этой девчонки, слившейся с красной своей машиной, цель была — скорость, если скорость можно назвать целью, если радость от солнца, и яркого утра, и от мотоцикла можно назвать целью, радость и от скорости и оттого, что исполняются мечты, оттого, что лежит дома на стареньком письменном столе надорванный конверт и в нем извещение о том, что она, Майя Свиридова, 1941 года рождения, комсомолка, работница известкового завода, выдержала конкурсные экзамены и зачислена на первый курс Горного института. И эта дорога, что вилась под колесами, была только началом, малой лишь частью пути, большого, трудного и радостного, который ждал впереди. Шел он по холмам и низинам, через болота и горные цепи, и раскрывалась земля, как книга, для того, кто умеет читать ее, а она-то уж сумеет, научится! И книга эта была на всю жизнь... Эй, эй, машина! Посторонись, машина! Эй, эй, автобус! Держи правее, автобус! Лети, лети же, мотоцикл напоследок, ложись в отчаянные виражи, ныряй в ложбины и, как птица, взлетай на всхолмья, к самому солнцу!..
...Что это было? Майя не успела понять. Резко вдруг дернулся руль, солнце скакнуло в сторону, какая-то сила вырвала девушку из седла.
На развилке дорог, на каменистой пашне за обочиной, в десяти метрах от искореженной красной машины, шофер автобуса и пассажиры — молодые ребята — подобрали тоненькую девушку в черной кожаной куртке, с окровавленным лицом и поникшими волосами. А через два часа машина «Скорой помощи», прокладывая себе дорогу тревожной сиреной, умчалась в сторону Ленинграда...
Только через полгода вернулась Майя в Волосово. Сошла с поезда, хмуро, не глядя по сторонам, дошла до дому, постукивая палочкой: не сгибалось колено. Охнула и запричитала мать: «Что ж теперь будет, доченька?» Майя поцеловала ее, пригладила седые волосы и, отстранивши, прошла в свою комнату. Там все было так же, как в памятное давнее-давнее утро. Лишь по-нежилому чисто белеет на столе надорванный конверт с извещением, никому уж ненужным. Геолог хромой? Не бывает чудес... «А что же теперь будет? Чего ждать, о чем мечтать?..» И потянулись дни, хмурые и однообразные. Заслышав о ее возвращении, пришли подруги, принесли апельсины. Сидели смущенные, стесняясь своей силы, своего здоровья, утешали — так положено. Майя, кутаясь в шаль, сидела, слушала, усмехалась незаметно и хмуро, и когда кто-то из девчат проговорил бодро: «А мы вот почитать тебе принесли...», — вскинулась насмешливо и мягко:
— «Повесть о настоящем человеке»? Спасибо, я уже читала...
Пришли как-то и два незнакомых парнишки, крепких, веселых,— Андрюша Торолов и его друг Леня, монтажники, напомнили весело:
— Это мы вас тогда подобрали. Не помните? Да и то, где уж помнить! Ехали на автобусе, подъезжаем к перекрестку. Батюшки! Думали, все, отъездилась. Но нет!..
«И все-таки отъездилась»,— подумалось ей, когда опустела комната.
Тянулись дни. Отошел январь, подуло за окном поземкой, загудело в трубе. В соседней комнате, за тонкою стеною, допоздна слышалось бормотание: молилась мать. Потом засверкало солнце на сугробах, затенькала звучно апрельская капель... И в один из таких дней мать ввела в комнату незнакомого:
— А вот дочка моя, Майя, познакомьтесь...
— Владимир,— назвался он.
Майя протянула руку, оглядела равнодушно: внешности приятной — умное лицо, бледное, вдохновенное, бородка клинышком, черные, как смоль, длинные волосы. Одет в серый красивый костюм, черный свитер под горло. Разговорились потихоньку: то да се, потом о ее несчастье. Почему-то легко было говорить с ним: возможно, оттого, что умел слушать внимательно и серьезно, не упоминал о лечебной гимнастике, не утешал фальшиво, как подружки.
— Ну, ерунда! — говорили они бодро и отводили глаза.— Все поправится!
А он так не говорил. Он говорил:
— Ну, что же, нужно ко всему быть готовой...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.